Трансплантация (сборник) - стр. 23
Во всю ширину открывается дверь реанимации. Санитар вывозит из неё каталку с прикрытым белой простынёй телом. Нефёдова встает, не отрывая заплаканных глаз от каталки. Но санитар жестом останавливает её и подзывает рукой старушку. Та, тяжело ступая, подходит к каталке, приоткрывает простыню. Несколько минут печально и ласково смотрит в лицо умершего мужа, затем накидывает простыню.
– Вот записка вам. Перед самой смертью написал, – санитар достает конвертик из кармана халата.
Повертев в руках конверт, старушка возвращает его санитару:
– Прочти, милый, я и очки-то не помню, куда задевала.
– Хорошо, прочту. – Санитар извлекает из конверта сложенный пополам листок бумаги. – «Дорогая моя Катюша. Спасибо тебе за эти полсотни лет, прожитые вместе. Это были прекрасные годы. Я был счастлив. Но всё когда-нибудь да заканчивается. Береги себя. И помни, что тело моё умерло. А душа жива. Поверь мне, жива! И в ней только ты, мой самый любимый и мой единственный человечек. А теперь, Катюшенька, к делу. Я очень легко умирал, зная, что своей смертью спасаю обреченных людей. У меня крепкое сердце, здоровые почки, хорошо видящие глаза. Да мало ли чего у меня ещё нужного больным людям есть. Пусть всё забирают. Скажи это врачам. Только настоящим! Кто действительно занимается трансплантацией. Не нашему проходимцу Лисину. Ну а всё, что от меня ненужного останется, пусть сожгут. А пепел на газончике в больничном дворе раскидают. Может, хоть травка зелёная вырастет. И, дорогая моя Катюша, не убивайся. Моя душа с тобой. Твой Коля Гуреев».
– Мой Коля Гуреев! – шепчет старушка.
Санитар сочувственно вздыхает и передаёт конверт старушке.
– И вот подпись, видите? «Передать жене». И смотрите – последнее, что он успел на этом свете сделать, – зачеркнуть слово «жене» и написать «вдове». Сильный мужик. В одном только ошибся ваш Николай Гуреев. У него нет ни одного непораженного органа. Рак съел его целиком. Всего съел. Как говорится, без остатка.
– Дорогой мой Коленька. – Старушка нежно гладит волосы Гуреева. – Зато у тебя есть душа. Чистая, светлая, добрая. Никакая самая страшная болезнь ей не страшна. И душу свою ты завещал людям. И мне – твоей жене… вдове! Прощай, Коля.
Санитар увозит каталку с телом Гуреева. Старушка, крестясь и утирая слезы, провожает печальным взглядом мужа.
С громким неприятным скрипом открывается дверь операционной. Появляется еще одна каталка с покрытым простыней телом.
– Саша, сыночек мой! – Расталкивая опешивших санитаров, Нефедова бросается к каталке и, склонив голову, истошно целует простыню, прикрывающую тело сына.
Из операционной, снимая на ходу маску, выходит усталый хирург. Запачканный кровью халат, сверкающая белизной шапочка. К Кольцову подходит главврач. С профессионально напускным сочувствием окинув взглядом рыдающую над телом сына женщину, Лисин кивает головой в сторону операционной.
– Как пациент наш? В порядке?
– Пациент в порядке, – неожиданно улыбается Кольцов. Светло и по-доброму. – В полном порядке! Гарантирую!
Санитары пытаются оторвать женщину от каталки. Но это им никак не удается. Простыня чуть спадает с покойного, обнажая ноги… в разноцветных носках. Один носок красный, другой ядовито-зелёный.
– Кстати, сердце у Маракина, и вправду, великолепным оказалось. Сто лет простучит. Можете мне поверить! Прощайте! – Сергей Иванович Кольцов уходит, тихо прикрыв за собой дверь.