Трали-вали - стр. 39
– Генка! – Строго одёрнул Никита излишне любопытного друга…
– А чё? – Дёрнул плечом Штопор, грязная его мордаха отражала недоумение. – Я же не мешаю, я так просто…
– Ладно-ладно, – вступился за маленького Генку Мальцев, – пусть спрашивает. – Наша комната здесь, – показал он рукой, – а ваша вот эта будет. Чуть меньше, правда, но места хватит. А гостей принимать, дядю Сашу, например, и вообще всех, будем в зале… А завтракать и всё остальное будем на кухне. Пойдёт?
Генка смело прошлёпал на кухню, Никита осторожно заглянул в ванную комнату… Включил там свет, открыл краны. Зашумела вода…
– О, и горячая есть! – Воскликнул он.
– Всегда есть. – Улыбаясь, похвастал Мальцев.
– А где тут у вас можно курить, дядь Гена. На балконе или где? – Выглядывая из кухни, поинтересовался Штопор. Спросил легко, как само собой, учитывая его возраст.
– Ты что, тёзка, спалить дом хочешь? – Мальцев изобразил притворный ужас на лице. Словно ему – Геннадию Мальцеву – Штопор в клетку с тигром войти предложил. – Конечно, нигде.
– Но ты-то сам куришь! Там сигареты. – Штопор кивнул в сторону балкона. – Твои?
– Мои. – С трудом признался Мальцев, но заметил. – Но детям курить вредно.
– Я не дети. – Отрезал малец, и с назиданием добавил. – А взрослым тоже курить вредно.
Мальцева заметно клинило в диалогах со Штопором, но он нашёлся.
– Вот вместе и бросим. – Сказал он.
– У-у-у… Гонишь, дядя? – С ухмылкой глядя, протянул Штопор, и спросил, указывая на Кобзева. – А дядь Саша курит?
– И не курит, и не матерится. – За Кобзева ответил Мальцев, зная, что тот действительно давно бросил курить, года три как.
– А что такое полный мажор? – поинтересовался Генка, указывая на Кобзева. – Про тапочки я понял…
– Про какие тапочки? – переспросил Мальцев.
– Ну, которые сандалии, ты говоришь, а он всегда про какой-то мажор…
– А, полный мажор… – глянув на Кобзева, весело рассмеялся Мальцев, попытался перевести коронную фразу Кобзева на понятный мальчишке язык. – Это он говорит вместо… – но Кобзев перебил.
– Ничего не вместо. Это музыкальный термин такой. Вырастешь – узнаешь!
– А-а-а, – похоже забыв уже свой вопрос, удовлетворённо протянул Генка, заглядываясь на холодильник.
Странное дело, чем больше светлел Геннадий, тем больше мрачнел Кобзев. Смотрел на товарища и не узнавал его. Не знал, радоваться или огорчаться. Куда делся всегда спокойный, чуть мрачноватый Генка. Его отличительная медлительность, невозмутимость, были причиной частых подначек в оркестре, и вообще… А сейчас! Геннадий не просто чему-то радовался, рыжий Генка светился. Ах, ты ж, педагог! Ах, ты ж, Макаренко! Кобзев невольно любовался товарищем. Попробовал было себя представить на его месте, но не смог. Что-то мешало. Какой-то внутренний барьер был, неясный, холодный, непреодолимый. Перебивал страх за друга и тревога… Геннадий не понимал, кажется, всех сложностей, которые ждут его впереди, всех огорчений…
Кобзев не удержался, предостерёг…
– Ты бы с Аллой сначала переговорил, а… На всякий случай. Вдруг она… – Кобзев кивнул в сторону ребят. – Их, и тебя с ними выгонит.
Мальцев отмахнулся.
– Не выгонит. Она поддержит. Поймёт. Должна, я думаю… – и светло заглянул Кобзеву в глаза. – Ты же видишь, какие мальчишки хорошие, ну! – И не дожидаясь ответа, громко сообщил гостям. – Так, орлы, слушай команду, сейчас моемся, потом ужинаем, потом…