Трагедия Цусимы - стр. 5
Еще раз… последний раз пришлось вспомнить старую истину, что «эскадра» создается долгими годами практического плавания (плавания, а не стоянки в резерве) в мирное время, а составленная наспех из разнотипных кораблей, даже совместному плаванию начавших учиться только по пути к театру военных действий, – это не эскадра, а случайное сборище судов…
Перестроение в боевой порядок (по своей простоте) еще выходило довольно сносно, но дальше… Особенно портил дело III отряд, хотя можно ли было винить в этом его адмирала и командиров? За время практических плаваний близ Мадагаскара и скитанья у берегов Аннама корабли наших отрядов, насколько получилось, хоть несколько ознакомились друг с другом, что называется – «спелись». Третий отряд присоединился к нам всего две недели тому назад, присоединился, чтобы совершить совместный переход и вступить в бой. Учиться было уж некогда.
Адмирал Того, 8 лет не спуская флага, командовал постоянной эскадрой. Пять вице-адмиралов и семь контр-адмиралов, участвовавших со стороны японцев в Цусимском сражении в качестве начальников отрядов и младших флагманов, а также и командиры судов – все это были товарищи и ученики Того, воспитавшиеся под его руководством.
В данный момент мы могли сожалеть о своей неподготовленности, и… только.
Для предстоящего боя приходилось пользоваться тем, что было в руках.
Адмирал предполагал (и действительность вполне оправдала его предположение), что в решительном бою Того выступит во главе своих 12 лучших броненосных судов. Против них Рожественский выставлял тоже 12, которые вел лично. В поединке этих двух сил, очевидно, лежал центр тяжести боя. Разница между нашими и японскими главными силами была, и даже существенная: самый старый из 12 кораблей Того – броненосец «Фудзи» – был все же на два года моложе «Сысоя», который среди наших 12 стоял шестым по старшинству. Скоростью хода неприятель превосходил нас почти в 1 ½ раза… Про главное преимущество японцев – их новые снаряды – мы еще и не подозревали.
Среди маневрирования день 13 мая прошел незаметно.
Не знаю, как на других судах, но на «Суворове» настроение было бодрое и хорошее. Чувствовалась некоторая озабоченность, но без суеты. Офицеры, чаще обыкновенного, заглядывали в команду, обходили свои части, разъясняли, толковали, даже спорили со своими ближайшими помощниками. Некоторые, вдруг надумавшись, сдавали на хранение в денежный сундук дорогие по воспоминаниям вещи, только что написанные письма…
– Совсем точно в отъезд собираются, – остановил меня старший артиллерист, лейтенант Владимирский, показывая на матроса, сосредоточенно копавшегося в чемоданчике.
– А вы уж собрались?
– Я? – удивился он… и вдруг рассмеялся. – Представьте, уже собрался!
– То-то, то-то! – вмешался в наш разговор старший минер, лейтенант Богданов, ветеран прошлой войны, раненный при взятии Таку. – Ведь завтра, а не то и сегодня ночью – пожалуйте в контору – к расчету стройся!
На этого, кажется, никакая обстановка не производила никакого впечатления.
– А у вас нет… предчувствия? Ведь вы уж были в бою… – спросил подошедший молодой мичман, державший в кармане руку (явно с письмом, предназначенным для сдачи в денежный сундук).
Богданов даже рассердился.
– Какое тут предчувствие! Я вам не гадалка! Вот если завтра придется на своих боках посчитать японские пушки – сразу почувствуете, а предчувствовать нечего!