Траектория чуда - стр. 5

Вторая необыкновенная женщина случилась у меня на третьем курсе института. Нет, это не означает, что между Тихоней и нею у меня была большая засуха. Девчонки оказывались в моей постели не то чтобы очень часто, но регулярно, – по крайней мере, когда в мою жизнь вошла Валерия, я не только не был девственником, но и практический опыт по теме «чего, куда и как» имел изрядный. Но это все было как-то… преходяще, а с Валерией закрутилось всерьез. Она была на три года старше меня, и уже заканчивала институт на другом факультете. Уже потом, размышляя над тем, в чем же была ее необыкновенность, я понял: просто она подошла ко мне первая. Да, Валерия оказалась первой женщиной, открыто проявившей ко мне интерес: во всех предыдущих случаях инициатором бывал я сам. Нет, разумеется, были в ней и другие необыкновенные черты – например, она очень неплохо пела, подыгрывая себе на гитаре, но все прочие ее плюсы касалось, в основном, дел постельных. Валерия стала моей первой зрелой, опытной женщиной- секс с ней был как резкий переход на коньяк, если раньше пробавлялся только пивом и кисленьким столовым винцом. Я был на седьмом небе, и хотя кое-кто из круга моего общения пытался мне что-то сказать, но все они были посланы прямым рейсом на, что называется, трехмерную систему координат. Мы сутками не вылезали из постели, я был счастлив и ни о чем не думал.

Но вот прямо под новый год Валерия объявила, что беременна, и делать аборт поздно. Какой аборт – я перебрался еще на пару небес ввысь! Я все рассказал родителям, и хоть такого тяжелого разговора с ними у меня еще никогда не было, под утро я получил благословение на брак. Свадьбу сыграли максимально скромно и тихо, а поскольку медовый месяц выпал на зимнюю сессию, то чтобы не завалить ее, решили пока пожить по-старому, каждый у себя. А через три недели Валерия со слезами на глазах рассказала, что была на приеме у гинеколога, который что-то неловко сделал при осмотре, и у нее случился выкидыш. Я взъярился конкретно бить врачу-неумехе морду, меня насилу успокоили. Но все равно оставлять это дело просто так я не намеревался, и попросил у Валерии ее бумаги по беременности. Неожиданно жена устроила мне истеричную сцену, основным лейтмотивом которой был слоган: «Ты что, мне не веришь?» Я не понимал, чему я могу не верить, и оставшись сам с собой, начал размышлять. Это выглядело так, как будто человек, что называется, «просыпался» – сам сказал то, чего говорить было нельзя, дабы не навести собеседника на след чего-то, что должно было оставаться тайной. Позже я узнал, что это именуется парапраксис, или «оговорка по Фрейду» – с языка слетает не то, что ты хотел сказать, а то, что ты подсознательно сказать боишься. Масла в мои сомнения подлил отец, выслушавший меня и уверенно заключивший: «Тут, похоже, фигня какая-то!» Не согласиться было невозможно, тем более, что медицинских бумаг обиженная Валерия мне так и не показала. Я вспомнил, что приятели что-то мне пытались сказать, извинился за посыл, и мне кое-что поведали. Оказалось, что у Валерии год назад был сумасшедший роман с однокурсником, и что она тоже, вроде как, забеременела, вот только жениться на ней однокурсник не стал, даже переведясь от греха подальше в другой ВУЗ. Беременность то ли рассосалась, то ли что, а девушка после этой истории взяла академку – очень похоже, для того, чтобы, вернувшись, уже не застать никого из очевидцев этой истории. И похожи мы были с этим однокурсником тем, что и у него, и у меня родители были людьми по тем временам небедными. Ну, да: ютилась Валерия с младшим братом и стариками в однушке в неблизкой Сходне, и наши трехкомнатные 88 квадратов должны были представляться ей Версалем. Я настоял на объяснениях, и Валерия долго упираться не стала. Сказала, что надоумила ее на все тетка – бывший народный заседатель, просила прощения. Я хоть и был в ступоре, но хватило ума решить, что нужно рвать сразу и сейчас. Она не возражала, и через два месяца мы оформили развод – тихо и мирно, и даже распрощались вполне по-приятельски. Жалея мое самолюбие, родители только довольно долгое время спустя поведали мне, что на самом сразу после того, как все вскрылось, тетка – заседательша взяла все в свои руки, заявилась к нам домой, шуршала какими-то бумагами, говорила, что Лерочка развода мне не даст, и уверяла, что «смерть ребеночка» так просто нам всем не пройдет. В ответ на сакраментальное: «А был ли ребеночек?» ничего, кроме большеглазого: «А как же?!» у заседательницы не было, и родители ее было интеллигентно, но твердо послали. Но та, уходя, так грозилась, что по здравому размышлению (или из патологического испуга людей, помнящих если не тридцать седьмой, то уж более поздние «посадочные» годы – точно) решили, что спокойнее будет откупиться. Да и исключения из комсомола и даже партии за всякого рода «аморалку» (часто просто притягиваемую за уши) были не редкость. Отец стоял в очереди на машину, и половина из накопленного на вожделенные Жигули перешло в карман моей новой бывшей родственницы. Хорошо, что предки скрыли это от меня- не знаю, что бы я мог тогда натворить. Потому что переживал я страшно, особенно из-за того, что понимал, за какого болвана я был в этом преферансе.