Торлон. Зимняя жара. Боец – Красный снег – Ложная правда - стр. 82
Она сняла шубу и валенки в натопленной прихожей, поменяла оплавленные свечи в старом железном канделябре и прошла в одну из двух комнат, служившую заодно и кухней. На стол, на котором не так давно лежала раненая старушка, она аккуратно выложила вкусно пахнущее содержимое мешка и приоткрыла слюдяную ставню, чтобы поглядеть, с чем там мешкает Шелта. Та склонилась над корзиной и что-то нашептывала Локлану.
То, что Хид погиб на заставе, которая одной из первых подверглась нападению лесных дикарей, теперь представлялось Мев даже к лучшему. Если бы он вернулся домой и увидел, какого сына родила Шелта, он бы явно не обрадовался и заподозрил неладное. В пику сородичам Хид отличался почти рыжими волосами, которые на всякий случай по привычке скрывал под всевозможными шапками и колпаками, чтобы его не принимали за шеважа. У Шелты волосы были соломенными по цвету и мягкими на ощупь. Так что их сын должен был унаследовать либо то, либо другое, а он родился сперва с темным пушком, который вскоре сменили белёсые локоны, ничуть не обещавшие стать рыжими или соломенными. Такие волосы были у его настоящего отца, теперь уже печально известного Локлана, сына недавнего правителя Вайла’туна, а ныне его главного пленника – Ракли. Локлан же старший, ни разу не видевший своего сына и, вероятно, совершенно позабывший о существовании самой Шелты, говорят, пустился в бега да не один, а вместе с новой любовницей, причем дикаркой, и не куда-нибудь, а через никому доселе не покорявшуюся Бехему. Тел до сих пор не нашли, если и искали, так что Локлану-младшему в любом случае придется расти без отца. Зато у него будут две любящие матери, которые не дадут ему почувствовать себя брошенным и одиноким.
С Шелтой у них всё складывалось как нельзя лучше. Когда был жив Хид, они просто дружили, поверяя друг другу всякие женские тайны, а потом сами собой сблизились, стали вместе вести нехитрое, но требующее постоянного участия хозяйство, и постепенно сошлись настолько, что потеряли интерес к окружавшим их немногим соблазнам. Одно время к Мев повадился захаживать неженатый сосед, молодой парень, почему-то решивший, что она ему не откажет. Шелта в ту пору носила раздувшийся живот и по большей части лежала, так и её не обошел вниманием другой сосед, причем женатый и промышлявший на всю ближайшую округу врачеванием. Мужчины заходили к ним в избу сперва чуть ли не по-хозяйски, потом с оглядкой, потом – жалкими просителями, пока, в конце концов, ни поняли, что к ним тут вежливо безразличны. Мев полюбила Шелту, а Шелта – Мев. И никаких соперников, никаких выяснений отношений, никаких измен и скандалов. Скромная женская любовь двух близких подруг в тихом месте в перерывах между каждодневной суетой по хозяйству. Обеих это устраивало, обе как-то сразу к этому привыкли.
– Идите в дом! – крикнула Мев и закрыла окно, чтобы не застужать комнату.
Она разжигала печь, когда из прихожей донесся смех проснувшегося Локлана и воркованье Шелты.
– Я сегодня чуть под сани ни попала, – принялась рассказывать Мев, расталкивая кочергой потрескивающие дрова. – Можешь себе представить? Когда это было, чтобы у нас под окнами даже летом телега за день проезжала, а тут сани, зимой да на полном ходу! – Перехватив обезпокоенный взгляд, добавила: – Я в порядке. Испугом отделалась. Но ты только вообрази! Это куда ж так нужно нестись, чтобы людей давить? Совсем стыда у этих богачей не осталось.