Размер шрифта
-
+
Тонкий холод. Книга баллад - стр. 6
хлебную корку грызет этот серый актер и хвостатый.
Кельнер же, юноша-грек, наблюдает безмолвно за ней.
Ну, а за ними двумя уже старший и опытный кельнер
Аргусом строгим следит, в заведенье свое пригласить
наших героев забыв… Но туда их зовут сами боги!
Глас тот заслышав в ночи, оторвавшись от мыши с трудом,
к нашим героям спешат два потомка великой Эллады.
Под руки их подхватив, в ресторан пронесли на лету —
ноги их в модных туфлях не касались паркета при этом:
так точно древний Гермес при желании плыл над землей
но на ладонь от нее, – у божеств даже шутки изящны!
Следом и лучший им стол предоставили. Тут же меню
в двух экземплярах легли, оркестровым тетрадкам подобно,
прямо под носом у них. И один из них взялся читать:
тот, кто давно здесь живет. А другой развалился на стуле:
тот, кто его навестил. Принесли им в графинах вина.
Что для кого заказать, обсудили они деловито.
Кельнер, послушно кивнув, прейскуранты тотчас же забрал.
Впрочем, не мог тут и быть вообще какой-либо и выбор:
лучший – хорошему враг. Мало лучшего в мире всегда.
И потому заказать им пришлось одинаковый ужин.
В точности вот их заказ: сыр овечий, в печи запечен,
пара бараньих котлет в виноградных обернутых листьях,
два баклажана в соку, а внутри – фаршем – мясо и рис,
ну и конечно салат с помидорами и сладким луком.
К полночи время идет. Помещение пусто давно.
Блюда подчищены все. И вина нет в обоих графинах.
Новый и полный графин не спешит им никто предлагать.
Кельнеры все как один на часы смотрят демонстративно:
а ведь недавно они обнимали гостей как друзей!
Как же изменчива ты, что людскою зовешься природой!
Впрочем, и к лучшему все: чтоб желудки свои ублажить,
вдоволь у наших друзей в этой полночи времени было.
Также успели они что лежало у них на душе
вплоть до последних основ обсудить меж собой наконец-то.
После таких вот бесед умирает потребность навек
поговорить по душам… ибо что бы еще ни сказали
в жизни друг другу они, будет жалкой лишь тенью того,
чем обменялись уста их в описанную мною ночь.
Что это именно так и никак, к сожаленью, иначе,
скажет им признак простой: то стесненье в усталой душе,
что вдруг к молчанью ведет: милосердный бог смерти в общенье!
часто приходит он к нам – и стоит, командор, на часах:
ждет, как в таверне теперь, чтоб все поняли наши герои.
Выпить им кофе пора – и анисовой водкой запить:
это подарок гостям от хозяина. Счет уже подан.
Но подождите, друзья, его щедрой рукой оплатить,
Прежде пусть кто-то из вас – а кто именно, это неважно —
взглянет на пепельный столб – сигаретный – и ясно прочтет
марки название там, если пепел встряхнуть не успели:
буковки славно видны на истлевшем до фильтра столбце…
Эта внимательность вам осознать безусловно поможет
то, что текущая ночь наилучшая из ваших всех.
Стать же она таковой не могла бы без серой той мыши,
что под фонарным столбом корку хлеба спешила доесть.
Ибо без мыши в свету и прислуги, ее созерцавшей,
мимо вы дальше б прошли, ресторанчик получше ища.
Мышь все решила, друзья! и, когда вы с порога шагнете
в холод, унынье и мрак, когда бой кафедральных часов
в душу вам не прозвучит, так как бить им нельзя поздней ночью,
также когда на ветвях полумертвая будет листва
жестью глухой шелестеть, и когда в заполуночном небе —
нынче конец октября – станут бледные звезды мигать,
Страница 6