Размер шрифта
-
+

Толкование сновидений. Полное издание - стр. 34

Сон продолжался, и ему приснились цветы лобелии, а потом генерал Лопеза, о смерти которого он недавно прочел. Потом ему стало сниться, что он играет в лото, и тут он проснулся (там же).

Мы, без сомнения, должны настроить себя на то, что такая низкая оценка качества работы психики во время сна происходит не без некоторого противоречия, – хотя в данном случае это противоречие – это весьма непросто. Например, Спитта (Spitta, 1882), который оценивает происходящее во сне весьма критично, настаивает на том, что и в сновидении, и в состоянии бодрствования действуют те же психологические законы. Другой исследователь, Дюга (Dugas, 1897a), заявляет, что «сон – это не помрачение рассудка и не сбой в его работе». Но подобные утверждения не представляют особой ценности, поскольку их авторы не предпринимают попыток соотнести их со своими собственными описаниями физической анархии и нарушения всех функций, которые превалируют в снах. Но, похоже, у некоторых авторов возникла догадка о том, что безумие снов, вероятно, следует неким законам и его даже можно стимулировать, как это делал тот Принц Датский, кого считали безумцем. Эти авторы не могли судить о происходящем только на основе того, что лежало на поверхности; или, иными словами, поверхностное впечатление о снах могло скрывать за собой нечто иное.

Например, Гэвлок Эллис (Havelock Ellis, 1899), не вдаваясь в долгие рассуждения о том, что сны кажутся нам абсурдными, называет их «архаическим миром богатых эмоций и несовершенных мыслей», изучение которых могло бы открыть для нас древние этапы эволюции психической жизни.

Деймс Салли разделяет эту точку зрения (James Sully, 1893), высказываясь еще более категорично и убедительно. Его суждения тем более заслуживают внимания, поскольку из всех психологов именно он был убежден в том, что в сновидениях зашифрован важный смысл. «Ведь наши сны – это способ сохранения множества личностей, одной за другой. Во сне мы видим мир и переживаем его по-старому, следуя импульсам и совершая действия, которые господствовали над нами раньше».

Дельбеф (Delboeuf, 1885) прозорливо замечает (хотя совершенно напрасно не приводит опровержений тому, что противоречит его доводам): «Во сне сохраняются в неприкосновенности все способности психики, кроме восприятия: ум, воображение, память, воля, мораль; просто во сне они направлены на нечто воображаемое и переменчивое. Спящий человек напоминает актера, который играет роли то сумасшедших и мудрецов, то палачей и жертв, то карликов и великанов, то демонов и ангелов».

Маркиз д'Эрвей де Сент-Дени (Marquis d'Hervey de Saint-Denis, 1867) яростнее всех спорит с теми, кто утверждает, что психическая деятельность в сновидении угнетается. Мори, книги которого я, несмотря на все свои усилия, не мог раздобыть, вступал с ним в живую полемику. Мори (Maury, 1878) так комментирует его позицию по этому вопросу: «Маркиз д'Эрвей наделяет ум в состоянии бодрствования полной свободой действия и способностью к вниманию, создается впечатление, что он считает основной характеристикой сна лишь то, что все чувства блокированы и закрыты для внешнего мира. И потому, по его мнению, спящий человек лишь незначительно отличается от того, чьи чувства полностью заблокированы и чьи мысли вольно предоставлены самим себе; единственное различие между обычными мыслями и мыслями спящего человека тогда заключалось бы лишь в том, что у спящего эти мысли приобретали бы зримый и объективный облик и не отличались бы от свойств внешних объектов, а воспоминания бы принимали форму событий, которые происходят в данный момент». Далее Мори добавляет следующее замечание, что «здесь есть еще одно существенное отличие, а именно: интеллект спящего человека не обладает тем равновесием, которое ему свойственно в состоянии бодрствования».

Страница 34