Только не обижай - стр. 3
Начало апреля. Проталин мало. Солнечные дни сменяются непогодой, дует ветер, идёт снег. А скворцы прилетели. Зачем так рано?.. По утрам и вечерам скворцы распевают: свистят, щёлкают, скрипят, оттопырив бородки под клювом. Но вот над крышей домика пролетел другой скворец. И певун затоптался на скворечнике, взъерошился, засвистел громче и энергичнее, даже с нотками истерики. В коротких перерывах пения птица выбрасывает старое гнездо. И снег внизу усеян пухом. Присмотрись к прилетевшим – они все чёрные. Это скворцы-отцы. Скворцов с пестринкой – самочек – нет. Они сейчас ещё в тёплых местах. Прилетят неделей-другой позже, когда и здесь будет весенняя благодать – с теплом, с обильным кормом. Занять дом, никого не пустить в занятый, почистить жилище – отцовское дело. Вот и прилетают мужья ещё в холод. А жёны уж потом.
Из леса прилетают во́роны. Чёрная, сильная пара. Верно, очень дружная. Как-то в зимнюю непогоду, вечером, один ворон задержался в деревне у скотного двора, второй, долетев до леса, ждал на вековой сосне… Весной в карканье воронов, отрывистом и хриплом обычно, звучат сочные музыкальные ноты – смесь баса и контральто.
На чистом снегу алее розы снегири. Белее снега, чернее угля сорочье перо…
Ранней весной, собирая сморчки, обязательно наткнёшься на тетёрку, сидящую на гнезде. Она не сидит, а лежит, согревая яйца. Распластанная, словно неживая. Только насторожённый коричневый глазок с кружочком зрачка живёт. Столько в глазке страха перед твоим сапогом, перед резиновой рифлёной подошвой. И мужество тоже. И решимость не двинуться с места до самого крайнего момента…
Летом эту тетёрку встретишь на границе сырой луговины и ячменного поля. Она услышит тебя, ещё далёкого, и будет в высоких стеблях уводить пешком своих уже больших цыплят. В какой-то момент не выдержит, взлетит, понесётся низом в непроходимые заросли ивняка. За ней с великим хлопаньем устремится весь выводок…
В деревенском пруду, в широких зарослях камыша гнездятся утки и чайки…
Чибисы всю весну жалобно вопят над полями. Летними ночами скрипят в траве дергачи. И удивительно, как по такому беспрерывному резкому звуку не обнаружат их голодные деревенские коты…
В сумерках прилетает на пруд цапля. Летит, вытянув в линию непомерные ноги, положив длинный клюв на изогнутую у зоба шею. Опустится. Стоит на одной ноге. Вторую не пускает в дело. Будто бережёт…
Километрах в десяти есть дремучее болото. Его ещё не коснулись мелиораторы. Весной к болоту летят журавли. Довольно высоко летят. А осенью, когда молодняк учится летать, видишь их довольно низко. Две птицы, пять, шесть кружатся над полями. Вскоре соединяются они в стаи, медленно парят под белыми округлыми облаками. И в какой-то прекрасный день – важно не проглядеть его – проплывёт над деревней клин. Семьдесят три птицы насчитал я в нём!..
Вообще-то пропустить такое трудно. В этот день воздух бывает так свеж и чист, что курлыканье доносится до земли сильно и звучно – пока в голубых небесах не превратятся птицы в едва заметную ниточку. Обычно в эту пору роют картошку. Все жители деревни в огородах, в полях. Заслышав курлыканье, отнимают руки от распаханной борозды, от груды жёлтых и розовых картофелин, выпрямляют занемевшие в работе спины и глядят молча вверх. Будто проводили в неведомую сторону своих родственников…