Токийская головоломка - стр. 47

– Нет, на этом все. А значит, мы начинаем партию, где каждый будет выстраивать свою комбинацию из размещенных им на доске фигур.

– Можно ли использовать фигуры противника?

– Конечно. Итак, сэнсэй, прошу вас. Первый ход за вами.

– Я уже давно заинтересовался этим сочинением, и у меня были кое-какие мысли на его счет. Но четкой картины событий мне пока что не удалось выстроить. Ты не против, если я буду сопровождать ходы своими размышлениями?

– Разумеется.

– Ты мыслишь весьма эксцентрично. Но и без этого язык не поворачивается сказать, что текст написан вменяемым человеком. Разумеется, мои суждения более сдержанны – я вижу здесь любопытные, извращенные идеи пораженного болезнью мозга. Если говорить о похожих клинических случаях, то отчасти шизофрению или, скажем, маниакальную депрессию помогает распознать то, осознает ли пациент свое состояние. Характерная особенность первой в том, что пациент отрицает свою болезнь, а второй – что больной воспринимает ее с излишним драматизмом. Эти записки наводят на многие мысли, но в первую очередь заставляют вспомнить катастрофу самолета авиакомпании Japan Airlines в феврале восемьдесят второго года. Командир воздушного судна применил реверс тяги[55], посадив самолет в Токийском заливе около аэропорта Ханэда. Более трех месяцев он находился на психиатрическом учете, в результате которого у него диагностировали параноидную шизофрению. Тогда активно спорили, было ли у него психосоматическое расстройство из-за сверхадаптации к общественным нормам или же шизофрения. У нашего автора я вижу признаки того же заболевания. Не проблем с психосоматикой, не маниакальной депрессии – параноидной шизофрении. Это тяжелое расстройство.

Если рассматривать его мозговую активность через триаду «рассудок – эмоции – воля», то необычностей, связанных с волей, не чувствуется. А вот что касается рассудка и эмоций, то здесь прослеживаются явные отклонения. В них и кроются причины его шизотимии[56]. Первое, что я подозреваю, – аномалии миндалевидного тела[57]. Например, даже если кошке полностью удалить конечный мозг[58], то при здоровом гипоталамусе[59] она проявляет агрессию. А если вживить ей электроды в определенную часть гипоталамуса и подавать по ним электрические импульсы, то она не только ведет себя агрессивно, но и нападает на поднесенную к ней мышь. Возникновение таких эмоций тесно связано с работой миндалевидного тела как части лимбической системы[60]. Если повредить его, стимулировать электричеством или вводить в него химические вещества, то кошка ведет себя то агрессивно, то смирно. У нее растет половая активность, она начинает есть слишком много корма. Эмоции и инстинктивное поведение взаимосвязаны. Корм или присутствие особи противоположного пола вызывают положительные эмоции, и вблизи них у животных активизируются инстинкты. Я предполагаю, что за проявление эмоций отвечает гипоталамус, а миндалевидное тело, через которое информация поступает в гипоталамус, оценивает внешние стимулы и регулирует последующее инстинктивное поведение. По моим оценкам, у нашего пациента есть признаки аномалии в этом участке мозга.

Полагаю, ты слышал о таком известном эксперименте. Кошкам повреждали миндалевидное тело, после чего они начинали принимать корм за особь противоположного пола и проявляли половой инстинкт по отношению к нему. Шимпанзе вели себя похоже. В норме они испытывают страх, завидев змею или череп, однако если разрушить им миндалевидное тело, то они ведут себя абсолютно равнодушно. Таким образом, эксперимент показал, что эта область отвечает за оценку биологической значимости увиденного объекта и если повредить ее, то эта способность проявляется неадекватно либо утрачивается. Значит, эмоции у животных могут и быть проявлением такой оценки. Стимулы, воспринимаемые как полезные, вызывают положительные эмоции и заставляют приблизиться к объекту, а стимулы, которые воспринимаются как вредные, порождают негативные эмоции и бегство либо нападение. Такие функции мозга исключительно важны для выживания. Учитывая поведенческие особенности нашего пациента – стойкое отвращение к еде, глубокую эмоциональную привязанность к трупам, желание расчленить тело – его эмоции сильно отличаются от таковых у среднестатистического человека. Моя догадка состоит в том, что если изучить его случай более тщательно, то его чувствительность может оказаться симптомом патологических изменений в миндалевидном теле.