Точка замерзания крови - стр. 40
И просыпаюсь.
Перед глазами – полусферическая рифленная стена, покрытая бороздами и оттого похожая на пашню. На ней – изломаная тень моего плеча и головы. За моей спиной – слабый свет. Я поднес руку с часами к глазами и долго всматривался в циферблат. Четыре двадцать пять. Нет ничего хуже, чем поспать два-три часа, а потом резко проснуться. Мозги, как старый компьютер, загружаются долго-долго.
Я привстал и повернулся к окну. Мэд спала, из-под ее одеяла выбивалась прядь светлых волос и выглядывала розовая коленка. У противоположной стены бодрствовал Гельмут. Он сидел в кровати, сбоку от него горело бра. Лица немца я не видел – оно было закрыто картой Приэльбрусья.
Глушков лежал на кровати животом вниз, широко раскинув руки в стороны, словно опасаясь, что во сне его могут скинуть на пол. Истоптанные полусапожки с белыми разводами выглядывали из-под кровати. Из граненого стакана, стоящего на тумбочке, торчали зубная щетка и пузатый тюбик с зубной пастой.
Дверь в соседний отсек была закрыта, но тем не менее из-за нее отчетливо доносился храп. Я несколько раз щелкнул пальцами, привлекая внимание Гельмута, но он не сразу опустил карту и посмотрел на меня.
– Как вы думаешь, Стас, – шепотом спросил Гельмут. – Это реально?
– О чем вы? – не понял я.
Гельмут смотрел на меня сквозь очки. Бра маленькими огоньками отражалось в линзах, и я не видел глаз немца. Я встал, подошел к столику и налил из бутылки воды. На высоте меня всегда донимала жажда. Я пил бесвкусную воду из талого снега и смотрел в черное окошко, где едва заметным контуром прорисовывалось ступенчатое тело ледника Азау.
– Вы говоришь, там есть горы, которые имеют пять тысяч высоты, – продолжал Гельмут, водя пальцем по карте. – Но я вижу четыре четыре, четыре ноль, четыре три…
Я скосил глаза и проследил за пальцем Гельмута. Немец рассматривал "маршрут", как выразился Бэл, и проверял высоту всех пиков. Насчет пятитысячников я, конечно, преувеличил, но странная наивность Гельмута меня удивила.
– Скажите мне честно, Гельмут, – произнес я, отдергивая шторку и легко надавливая на стекло. – Вы хорошо представляте, что такое Накра-Тау, Шхельда или Уллукара?
– Я понимаю вопрос, – кивнул Гельмут, снимая и кладя на столик очки. – На Шхельда ходил мой товарищ в восемьдесят шестом году. Это есть отвесная скала.
– Хорошо, что вам это известно.
– Но! – поднял палец вверх Гельмут. – Но можно идти по седловинам, по склонам, на пики не подниматься.
– Илоне по силам такой путь?
– Думаю, да.
– Думаю, да! – передразнил я немца, задергивая шторку. – У меня складывается ощущение, что вы, Гельмут, хотите меня убедить в том, что пройти траверсом до перевала Местиа, в общем-то, совсем несложно. А я голову ломаю, как бы нам избежать такого удовольствия и сохранить вам жизнь.
– Простите, Стас, я не совсем понял вас.
Проснулась Мэд. Подняла голову, посмотрела на меня глазами-щелочками, улыбнулась, тряхнула головой, закрывая лицо локонами. Девочке, должно быть, снилось что-то хорошее, она еще не вошла в ночь, в бочку с террористами и не вспомнила о предстоящем переходе. Лучше бы не просыпалась, подумал я, стараясь не смотреть на девушку, но Мэд вовсе не стеснялась меня, потому как стесняться было нечего. Она была одета и, несмотря на недавние потрясения и недолгий сон, сохранила приятную внешность. Села на колени, качнулась на пружинах кровати и потянулась, демонстрируя грудь. Перед тем как лечь спать, она зачем-то затолкала свои горные ботинки в щель между спинкой кровати и стеной, и теперь, согнувшись вдвое и опустив руку за спинку кровати, пыталась их оттуда вытащить.