Тихая квартирантка - стр. 13

Ты хочешь произнести имя вслух, но в горле застрял ком. Ты сглатываешь. Его дочь, его ребенок. В этом есть что-то органичное. Благородное. Он в больнице, в одноразовом халате, держит в трясущихся руках окровавленного младенца. Мужчина, ставший отцом. Интересно, он соскакивал с постели в два, три, пять утра, чтобы ее покормить? Грел бутылочки в темноте, с затуманенным от недосыпа сознанием? Водил дочь на карусели, помогал задуть свечу в первый день рождения? Спал на полу рядом с ее кроватью, когда она болела?

Теперь они остались вдвоем. Разрешает ли он ей пользоваться телефоном? Когда она плачет – если плачет, – находит ли нужные слова? Догадался ли приобнять ее за плечи на похоронах мамы? Сказать что-нибудь вроде: «Те, кого мы любим, никуда не уходят. Они живут в наших воспоминаниях. Главное – постараться прожить жизнь так, чтобы она тобой гордилась»?

– Красивое имя, – говоришь ты.

«Только зря ты мне его сообщил».

Эйдан Томас знает, как меня зовут.

Наступает четверг, а его нет. Я решаю, что все пропало. Но вдруг приятный сюрприз: в пятницу вечером, когда я не жду, он материализуется в баре.

– Эмили.

Мое имя слетает с его губ, как будто нас связывает давнее знакомство.

Я роняю «привет» и, не удержавшись, добавляю, что не видела его вчера. Улыбка, извинение: срочная работа за городом. Но вот он здесь.

«И все встало на свои места», – говорю я, на сей раз молча. Оставляю это при себе. Неожиданный визит Эйдана, звук моего имени из его уст придают мне сил до конца дня и на всю субботу, вплоть до вечера.

В субботу ресторан похож на поле битвы. Городские воюют с местными из-за столиков, и всем не угодишь. Из кухни в зал устремляется поток еды – горячей, холодной, без разницы. Нам нужны тарелки, больше тарелок на столах. За стойкой у меня вырастает вторая пара рук. В субботу все хотят коктейли. Один мартини за другим, бесконечная череда твистов[5] и оливок. Я сдираю тыльную сторону большого пальца вместе с цедрой лимона. Запястья ноют всякий раз, когда я поднимаю шейкер, боль из запястного канала отдается в суставах при каждом стуке кубиков льда.

Один из немногих плюсов ресторана: когда он забит под завязку, я погружаюсь в транс. У меня нет времени размышлять или беспокоиться о том, что Ник плевать хотел на большинство моих приказов и ведет себя как засранец (давно пора его уволить, но вдруг другой повар будет еще хуже?). Есть только я и бар, пока не закроется дверь за последними клиентами.

После окончания смены мы идем выпить. Абсурдно, казалось бы, ведь мы сыты друг другом по горло, но иначе нельзя. Если субботние вечера – поле битвы, то мы – солдаты и должны как-то сосуществовать. И выпивка помогает.

Когда я прихожу, все уже сидят за нашим обычным столиком. Махнув владельцу заведения Райану – он неплохой парень, хотя и счел удачным назвать пивнушку «Волосатый паук», – я занимаю стул между Эриком и Ювандой.

– Говорят, несчастный случай, но я не верю, – вещает Кора. – Вы видели те тропы? Оттуда чертовски тяжело упасть.

Райан приносит пиво недели, тыквенный сауэр. Пригубив, я изображаю одобрительный кивок.

– О чем речь?

Юванда вводит меня в курс дела:

– О женщине, которая пропала без вести на прошлой неделе.

Я читала о ней в местном еженедельнике: тридцать с чем-то лет, никаких психических заболеваний или проблем с наркотиками. Художница, владеющая небольшой студией милях в сорока к северу отсюда. Исчезла ночью, и с тех пор ее никто не видел. Телефон и кредитки не использовались.