Тетя Пеларгония и тайна рода - стр. 16
– Значит, убрал перед днем рождения. Обычно он по вечерам за нею трапезничает и смотрит криминальные сериалы. Скажу тебе, что Гена душевный парень. Не ленивый, отзывчивый. Помогал мне передвигать мой любимый ореховый буфет, еще кое-что по силовой части. Но это вечный мальчик. Если ему и нужна семья, то только для того, чтобы занять в ней место ребенка. Явление не редкое, но уникальность Гены в том, что он осознал свою инфантильность и смирился. И не морочит голову женщинам. Живет, как живется.
– И не грустно ему одному, что ли?
– Когда грустно, он зовет своих друзей-охламонов на трехдневную попойку или едет на рыбалку. Великий дар имеет гуляющий сам по себе. Мало кому удается.
– А естественные потребности, пардон?
– Находит приключения, когда надо. Ника, я свечку над ним не держу. Представь, что у человека сбой в программе взросления. И ему, как в одном советском стихотворении, никогда не будет шестьдесят, а лишь четыре раза по пятнадцать. Ему не грустно! Разве подростку грустно без жены?! Нет, пожалуйста, можно с ним сойтись. Будешь хоть на свежем воздухе бывать – он не то что нынешние компьютерные игроманы, по выходным может и на лыжах поехать кататься. Плов умеет делать не хуже, чем я. Прекрасный вариант для паузы между мужьями. Но не более.
– Тетя, ты говоришь о человеке как о курсе оздоровительных процедур.
– И заметь, не самое плохое сравнение! Большинство мужей в обозримом мною пространстве – сплошной удар по женскому организму.
Однако мне-то понравился не «оздоровительный» Гена, а его «англоподобный» приятель. Пеларгония только отмахнулась. Мол, оставь пустые надежды. Ей-то что: к ней на днях должен был приехать настоящий англичанин. Сын тети Пели, мой неугомонный кузен, проживавший в Англии, заслал ей на побывку своего коллегу. Пеля Антоновна любила гостей, но данная перспектива вызывала у нее тревогу. Не то чтобы она была против англичан, тем более что ожидаемый господин происходил из России и не забыл родной язык. Но на Пеларгонию возлагалась не только гостеприимная, но и просветительская миссия.
– Мой сынище забыл, что его мать – старая больная черепаха. Он предлагает мне скакать по музеям и театрам, сопровождая его резвого приятеля. Я ничего не имею против, но буду ли я в состоянии? У меня давление и суставы! И захочет ли мальчишка погружаться в нашу культуру в компании со старой перечницей? Вопросов масса.
«Мальчишка» был моего возраста. И я была уверена, что Пеларгония вопьется в него сводническими коготками. Вот теперь такая перспектива меня даже согрела. Но никаких намеков на нее не последовало. Вместо этого тетка деловито спросила, есть ли у меня на примете мастер, реставрирующий старинные фотографии. У меня был на примете такой мастер, и, увы, он являлся моим бывшим мужем. Он фанатично любил свое фотографическое ремесло, а признаться, недооценивала его значимость. Муж говорил: «Подумай только, я хочу сделать серию, которая запечатлеет моменты счастья. Просто разных людей в состоянии пика блаженства!» Я говорила, что идея красивая, но трудноисполнимая. К сожалению, он начал с меня, пытаясь запечатлеть мою скромную персону в экстремуме эйфории. В результате счастье омрачалось невольным позированием и спорами. Потому что он думал, что у меня счастье, а я всего лишь наелась персикового желе. Оно имеет свойство поднимать тонус. Еще одно мое обманчивое свойство: близкие часто принимают мою экспрессивную драматургию тела за пограничные состояния. И муж попался в ту же ловушку. Но я-то боролась за то, чтобы правда жизни стала правдой искусства. Дура! Помалкивала бы лучше. Потому что нашлись более сговорчивые персонажи.