Terra nullius. Роман - стр. 9

Первые годы своей жизни я прожила в медицинском общежитии, где нам полагалось две небольших комнаты. Конечно, нам сказочно повезло: большинству приходилось делить секцию с пятью-шестью людьми или многодетными семьями. Мы делили пространство с длинным, похожим на железнодорожную шпалу соседом, он часто что-то готовил у себя в комнате, брезгуя общей кухней. Маму это устраивало: она хозяйничала там часами, готовила еду, убирала, не нужно было терпеть чужую нечистоплотность или грязную посуду в раковине. Единственное, что безумно ее раздражало, – необходимость мыться в общей ванной, где сосед беззаботно оставлял грязные носки или трусы, из-за чего мать начинала ворчать, она специально говорила нарочито громко, когда проходила мимо его комнаты, чтобы он наверняка услышал, как она недовольна. Периодически сосед выходил в общую зону и очень удивлялся, обнаружив двух маленьких девочек в коридоре, словно он забывал, закрывая дверь своей небольшой обители, что это общее место. Ничейная земля, в которой у всех прав с корочку хлеба.

Земля, которую никто по-настоящему не любит, не чистит, не заботится о ней в надежде, что это сделает кто-то другой. Необходимость жить с чужими, с одной стороны, напоминала сцену. Нельзя, к примеру, выйти в трусах или голым, потому что чужие глаза навсегда украдут вместе с фрагментом тела право на него. С другой – гасила чувствительность к миру и его убранству, понемногу толерантность к грязи повышалась, окружающее больше не должно было быть красивым, скорее функциональным. Это случилось и со мной, когда я оказалась в контейнерном доме. Дом ощущался как спальный мешок, нужный лишь для того, чтобы пережить холодную ночевку в лесу, выжить. Больше всего мне хотелось наконец отбросить эти две буквы «вы» и просто начать жить. Как только мы появились здесь, у нас началась холодная война с соседями. Наши представления о чистоте сильно отличались: для них было нормой оставить кучу грязной посуды в раковине или не почистить после себя плиту, на которую было страшно просто посмотреть. Тогда я вооружилась своим любимым средством – словом – и стала оставлять небольшие записки с напоминаниями. И очень удивилась, когда обнаружила, что они на них отвечают. Обмен сообщений, как правило, был коротким и пассивно-агрессивным. Каждой стороне казалось, что виноват другой. Никто не хотел отмывать ванную со следами ржавчины или волос, чистить раковину, блестящую от жирного налета, мыть плиту, похожую на кусок полиэтилена после покраски стен, только вместо краски на ней виднелись пятна от соуса или капли масла после жарки. Мы не могли договориться, и поэтому дом напоминал игровое поле для твистера: наши зоны, как правило, всегда были прибраны и очищены, их – напротив. Общий полигон сражений – кухонная плита периодически все-таки чистилась мной в минуты отчаяния, когда я уже не могла иначе. На фоне происходящей в мире катастрофы это, конечно, казалось глупым, но мне хотелось хоть ненадолго вернуть нормальность в свое существование, даже если она выражалась в чистой плите или пустой раковине.

Когда сосед по медицинскому общежитию съехал – это было счастье. Однажды он случайно забыл на включенной плите кастрюлю, в тот день только мы с сестрой были дома. Нам повезло, что мать рано вернулась с работы и увидела дым из-под его двери. После этого инцидента ей удалось добиться выселения соседа, а спустя пару месяцев стала возможной приватизация. Так у нас появился настоящий дом, который не нужно было делить с чужими. Место, которое можно наполнить собой: любимыми предметами, книгами и мебелью. Место, о котором ты заботишься, как о близком друге. Место, которое ты любишь. Особенно любишь в минуты снегопада или проливного дождя. Спустя пару лет наш дом купила местная сеть аптек: я приходила туда проверить, не видно ли ростков бывшего дома или его следов между стеллажами и полками. С тех пор у меня только единожды было подобие настоящего дома: наша бывшая квартира. Хотя нельзя назвать ее нашей: она была съемной, но в ней имелось все, что подобало дому. Я не успела с ним попрощаться, наверное, поэтому он постоянно мне снится. Снится, как стояли предметы в последний раз, когда я его видела. Во сне я хожу по пустому дому, вначале по прихожей, потом по маленькой кухне, наконец захожу в свой кабинет, где всегда пахнет сыростью. Контейнерный дом такой маленький, что по нему ходить не получается, – комната-спальник, комната-точка в повествовательном предложении.