Тень «Полярной звезды» - стр. 27

– Чья дочь?

– Уитхема. Того, что беседует с сэром Эшли Хейуордом, играет на скачках.

– Ну да, Хейуорда я знаю. В лицо знаю то есть. Я выиграл десять фунтов на его лошади Гренди в прошлом году. Итак, это лорд Уитхем? Член кабинета министров?

Лорд Уитхем был высокий седовласый мужчина; казалось, он страшно нервничает; его глаза беспокойно бегали по сторонам, он беспрерывно жевал губами и то и дело, прикрывая рукой рот, грыз палец; он был похож на голодную собаку.

Возле леди Харборо сидела тихая девушка, Чарльз сказал Фредерику, что это и есть леди Мэри Уитхем. Ее окружала группа молодых шумных людей, и она вежливо им улыбалась, но в основном сидела молча, опустив глаза и сложив на коленях руки. Как и сказал Чарльз, она была прекрасна, хотя Фредерик, у которого при виде ее перехватило горло, подумал, что слово «прекрасна» мало что о ней говорило. Девушка была невыразимо очаровательна, грациозна, скромна, с нежно-коралловой кожей, ему хотелось бы схватить в руки камеру, и он понимал при этом, что никакая фотокамера не передаст цвет ее щек и нервически, чувственно напряженную линию шеи и плеч.

Впрочем, Вебстер, может быть, и сумел бы. Или Чарльз.

Странная, однако, семья, думал он. На лицах отца и дочери было написано сдержанное отчаяние. Леди Уитхем тоже выглядела затравленной; она была скорее мила, нежели прекрасна, как дочь, но ее темные озабоченные глаза были столь же трагичны.

– Расскажи мне о Уитхемах, – попросил Фредерик Чарльза.

– Ну, значит, так: седьмой граф, имения где-то на шотландской границе, министр торговли – по крайней мере был им, но думаю, Дизраэли[5] уже вытолкнул его из кабинета министров. Леди Мэри его единственное дитя; о родственниках жены мало что знаю. По правде сказать, это вообще все, что я о них знаю. Он здесь не единственный политик. Смотри, вон там и Хартингтон…

Чарльз назвал еще с полдюжины имен, каждое из которых вполне могло, на взгляд Фредерика, принадлежать преследователю Макиннона. Но он вдруг осознал, что глаза против воли все чаще и чаще обращаются к стройной, покойной фигурке леди Мэри Уитхем, сидевшей на софе у камина в белом вечернем платье.

У них еще хватило времени осушить по второму бокалу шампанского, и тут объявили о начале представления. Через раскрытые двери в зал можно было видеть расставленные широким полукругом, в несколько рядов, легкие кресла, обращенные к небольшой сцене. Задником служил бархатный занавес, авансцену обрамляли папоротники и карликовые пальмы.

Оркестр удалился, но пианист остался у инструмента, стоявшего ниже сцены. Публике хватило пяти-шести минут, чтобы разместиться в зале. Фредерик убедился в том, что он и Чарльз сидят достаточно близко к сцене, чтобы Макиннон мог их хорошо видеть, но при этом ничто не помешало бы им при необходимости оказаться у дверей. Он обратил на это внимание Чарльза. Тот рассмеялся.

– Твои приготовления напоминают анекдоты Джима, – сказал он, – Сейчас появятся Попрыгунчик Джек или Дубина Дик, захватят нас всех и потребуют денег. Чего ты, собственно, ожидаешь?

– Понятия не имею, – ответил Фредерик, – Так же как и Макиннон, половина проблемы как раз в этом. Смотри, вот и наша хозяйка.

Леди Харборо, которую слуги заверили, что все гости уселись, вышла на сцену и в короткой речи обрисовала важную деятельность ее больничного фонда. Состояла она главным образом в том, чтобы спасать безмужних матерей от бедности, обращая их фактически в рабство да еще подвергая дополнительным неприятностям в виде ежедневных наставлений священников-евангелистов.