Тень ликвидности - стр. 44
– Если не пойдём, он перепишет историю за нас.
На стене мигнул свет. За окном мелькнул автобус. Всё это выглядело как обычный вечер, но каждый миг был ощущением наблюдения.
Алиса подняла голову.
– Ты чувствуешь это?
– Да.
– Что именно?
Лев усмехнулся.
– Как будто кто-то только что нажал “Запись”.
Он выключил лампу. Комната погрузилась в полумрак, где экраны светились как холодные окна между мирами.
– В двадцать три ноль-ноль, – сказал он. – Входим. И если “Сирин” поёт – слушаем до конца.
За стеклом дождь снова начал стучать по подоконнику. Мерно, точно. Раз в сорок семь миллисекунд.
Ночь встретила их ровно – без ветра, без запаха, с температурой, у которой не было эмоций. Воздух стоял, как стекло перед аквариумом, за которым дышит что-то большое и молчаливое. Лев ехал за рулём, не включая музыку. Алиса молчала рядом, пальцы перебирали ремешок сумки – движение, похожее на внутренний счётчик тревоги. В зеркале отражались огни Софии, вытянутые в линии, будто трассировка маршрута.
– Если Кира не придёт? – спросила она.
– Она придёт, – ответил Лев. – Иначе бы не писала. Люди редко зовут на свою исповедь, если не собираются говорить.
– А если это ловушка?
– Тогда мы наконец узнаем, кто слушает “Сирина”.
К “Колоколу-2” они подъехали за двадцать минут до полуночи. Комплекс выглядел так, как всегда: без вывесок, только слабое мерцание у входа и гул трансформаторов за стеной. Ближе – запах озона и металлический привкус в воздухе, как перед грозой. Снаружи – обычное здание. Внутри – лёгкий пульс тысяч машин, вычисляющих чьи-то судьбы с точностью до миллисекунды.
На ресепшене сидел охранник, которого можно было принять за камеру наблюдения, если не видеть его глаз. Он молча взял карточку, провёл сканером, не задавая вопросов.
– Второй блок, – сказал он, глядя мимо. – Десять минут.
Лев кивнул. Они прошли вглубь. Лифт спустился плавно, как погружение в воду. Когда двери открылись, их встретил ровный шум вентиляторов – белый шум, из которого можно было вырезать любую мелодию. Тимур ждал их у терминала обслуживания. На лице – сосредоточенность хирурга, который готовится вскрывать живую систему.
– Окно открыто, – сказал он. – У нас восемь минут.
Комната была узкой, освещённой одним экраном. На стене мигали индикаторы: зелёные, синие, потом – короткая вспышка красного. Лев подошёл к пульту, ввёл команду. Экран ожил.
– Входим через туннель. Пакеты идут чисто.
– Сколько у нас глубины? – спросила Алиса.
– Семь уровней логов. Дальше – ядро. Но туда лучше не лезть.
Он запустил фильтр. Поток данных побежал по экрану, как цифровой дождь. Лев сосредоточился. Символы складывались в привычные структуры – временные метки, коды процессов, сигналы heartbeat. И вдруг среди стандартных строк мелькнуло короткое сообщение:
SRN active / sync delta -47 / mode: silent.
– Вот он, – сказал Лев. Голос прозвучал тихо, почти с уважением. – Работает в режиме молчания.
– Что это значит? – спросила Алиса.
– Он слушает. Не говорит. Ждёт команды.
– Чьей?
– Того, кто держит пульт “Паломника”.
Тимур продолжал копать.
– Нашёл канал обратной связи. Смотри.
Он вывел на экран схему: от “Колокола” три потока – в Лондон, Цюрих и Дубай.
– Три ветви, – сказал Лев. – Те самые три прайма.
– Всё соединено через общий шлюз, – добавил Тимур. – Псевдоним “Heritage”. Я пробую расшифровать ключи…