Темный город - стр. 15
В прошлом здание выглядело внушительно и чужеродно.
Болезнь добрался до него. Серость его стен сгладили зеленоватые подтеки. Из черных провалов, за которыми скрывались могучие орудия смерти, текла теперь буровато-лазурная жижа. Какая-то химическая гадость, служившая строению кровью. Люди, служители, были лишь подвижной тканью искусственного организма.
Функции свои строение не исполняло. Оно не могло обеспечить власть Совета над городом. Совета уже могло не существовать, кроме десятка бессмертных, упаковавшихся в кристаллические темницы, где-то в подземных бункерах. Если молва не врала о существовании таковых.
Утратив смысл существования, строение утратило жизнь. Оно могло исполнять последние приказы, открывая ворота для колон гусеничной техники, что использовали силовики. Могло отстреливать приближающихся горожан, измененных болезнью или поддавшихся отчаянию.
Но это лишь иллюзия существования.
Теперь же, лишившись внешней подпитки, бастион выглядел тем, чем он являлся на самом деле. Просто строение с вялыми, грубыми орудиями. Пушки остались с тех времен, когда город разрастался. Эти лучевики наверняка прожигали пустоту космоса, прежде чем осели на твердой поверхности.
Человек вышел из-за угла строения и направился к бастиону стражей.
Шел он все так же пошатываясь, его мотало из стороны в сторону. Подобного эффекта он раньше добивался, употребляя отработку рывших тоннели механизмов. Едкие и ядовитые вещества надежно убивали клетки мозга, заставляя сознание меняться.
Голод и жажда действовали надежней. С теми же последствиями для организма.
Можно было не тратить сил, рискуя попасться охране.
Воспоминания не приносили облегчения и не причиняли боль. Вообще странно, что они никуда не ушли. В дни последние стоит ли о таком думать? Человек и рад был бы избавиться от осколков собственной личности, построить новую.
Забыть сжатый в грязных ладонях пищевой концентрат, забыть побои и унижения трудового лагеря. Забыть о том, что не было никакого освобождения. Просто вдруг судьба заключенного перестала всех волновать.
Память и шрамы уцелели. Не преобразовалось, чтобы взглянуть новыми глазами на серое небо и падучую с него труху.
Пепла стало меньше. Но когда это произошло, человек не помнил.
Его продвижение не остановил шелест громкоговорителей. С бастиона доносилось шипение и грохот, переходящий в свист. Даже машины преобразовались. Даже они пережили апокалипсис.
Предупредительная система выплюнула неразборчивое предупреждение, а затем из орудийных портов показались массивные стволы. Такие огромные, что их заряды наверняка способны прошить броню легкого вездехода. А уж одинокого путника превратят в кровавый туман или сожгут до черноты – в зависимости от зарядов.
Громадные, крупнокалиберные стволы существовали для устрашения, а не для эффективного поражения целей. Первый выстрел разорвать грудь нарушителя. Вместо этого снаряд заклинил в стволе, а посланный следом заставил оба сдетонировать.
Оружие разорвало.
Человек увидел вспышку на втором ярусе бастиона. Он догадался, что это был выстрел. Но не ощутил удара – если это возможно. Не ощутил боли. За вспышкой добежал звук хлопка, напоминающий об исходящих из кишок трупа газах.
И опять не было ни боли, ни ощущения удара. Орудие могло промахнуться. Все же из бойницы вытекает гной механических устройств. Машина умирала. И в своем предсмертном акте ненависти могла банально промахнуться.