Темный двойник Корсакова. Оккультный детектив - стр. 25
– То наш небесный покровитель, святой Кааф, посрамитель воронов.
– Как-как? Кааф? – переспросил Корсаков. – Каюсь, Закон Божий не входил в число моих любимых предметов в гимназии, но, право слово, про святого Каафа я слышу впервые.
– Его распяли идолопоклонники во II веке от Рождества Христова, – нравоучительно продолжила старуха. Голос у нее был под стать внешности – скрипучий, неприятный. – Однако же святой Кааф вверил тело и Душу свою Спасителю, а посему даже спустя месяцы оставался на кресте нетленным. Вороны и иные падальщики, возжелавшие пировать его плотью, падали замертво пред его ногами.
– О, какая живописная картина…
Продолжить Владимиру не дали. Дверь в трапезную распахнулась столь стремительно, что все сидевшие за столом невольно повернулись в сторону вошедшего. Им оказался давешний молчаливый лакей, только теперь имевший крайне испуганный вид.
– Беда, Андрей Константинович, – дрожащим голосом заявил он. – Там староста…
Отодвинув его могучим плечом, в комнату вошел дюжий детина. Его рубаха была забрызгана чем-то красным. За детиной просеменил примечательный старичок: с белой шевелюрой, придававшей его голове сходство с отцветшим одуванчиком, и густой бородой. Из-под кустистых бровей глядели хитрющие глаза, которые быстро углядели двух незнакомцев за столом.
– Алешка, как это понимать?! – грозно встал из-за стола Маевский.
– А так, барин, что уговор у нас с вами был, – мрачно ответил не испугавшийся хозяйского гнева детина, судя по всему – деревенский староста. – Да только Кольку, Кузнецова сына, все одно волки подкараулили!
Вокруг стола прокатился вздох. Таня всхлипнула и прикрыла рот рукой. Ольга Сергеевна подняла взгляд на мужа, ожидая его реакции. Страннее всего вела себя Мария Васильевна: она буравила старосту взглядом столь гневным, что Корсаков почти ожидал, что детина начнет дымиться. Владимир не сомневался: больше всего старухе хочется кликнуть слуг и приказать высечь наглеца, осмелившегося поднять голос на хозяев.
Немую сцену, продлившуюся буквально несколько мгновений, оборвал резкий звон. Это Маевский так стукнул кулаком по столешнице, что посуда на столе подпрыгнула.
– Жив? – только и спросил Андрей Константинович.
– Жив еще, но не знаю, сколько протянет, – ответил староста.
– Веди! – скомандовал Маевский. Корсаков и Теплов вскочили следом, но помещик только рявкнул: – Не сметь! – Однако, поняв свою грубость, он уже более спокойным тоном продолжил: – Прошу, господа, останьтесь, не омрачайте себе вечер нашими заботами.
Даже выраженная столь вежливо, это все равно была команда, а не просьба. Уже выходя, Андрей Константинович обернулся к старухе:
– Матушка…
– Ступай, – махнула рукой Мария Васильевна. – Все будет сделано.
Маевский и староста вышли первыми. Старичок, весь разговор выглядывавший из-за спины детины, шустро и низко, несмотря на годы, поклонился присутствующим и засеменил следом. Корсаков и Дмитрий недоуменно переглянулись.
8 мая 1881 года, ночь,
усадьба Маевских
До конца ужина Маевский так и не вернулся. Ольга Сергеевна объявила, что пришла пора спать, и поручила слуге проводить друзей обратно в их комнату. Дмитрий и Татьяна успели лишь обменяться взглядами, прежде чем их увлекли в разные концы дома. Оказавшись в комнате, Корсаков задул все свечи, но укладываться (или хотя бы переодеваться) не спешил. Вместо этого он аккуратно, чтобы не маячить, занял наблюдательную позицию у окна.