Темные воды Тибра - стр. 37
Сулла, мягко ступая, отошел к стене, прижался к ней спиной и вытащил меч.
Вытащить меч беззвучно невозможно.
Раздался неприятный смешок.
– Оставь, оставь, он тебе наверняка не понадобится. Я, например, безоружен.
– Кто ты?
– Прикажи принести свет, когда ты меня рассмотришь внимательно, ты меня, возможно, узнаешь.
Когда приступ растерянности, столь несвойственный Луцию Корнелию Сулле, миновал, он решил поступить так, как советовал шершавый голос, поселившийся в его кабинете. Сулла позвал Метробия.
В комнате появились светильники, и в их коптящем желтоватом свете квестор консульской армии увидел широкое, улыбающееся лицо человека примерно своих лет, все испещренное шрамами, похожими на присосавшихся к коже белых сороконожек.
Принесшему вино Метробию было приказано уйти.
– Нумибиец ждет.
– Позже.
Усыпанный ползучими шрамами гость терпеливо ждал, когда хозяин как следует изучит его. Он достал из складок одежды небольшое бронзовое, ничем не примечательное кольцо.
– У тебя должно быть такое же. Мы обменялись ими однажды прохладным апрельским утром. Мы решили, что если наши души не узнают друг друга, то узнают кольца.
Сулла продолжал молчать.
– Может, мне назвать свое имя? – довольно язвительно улыбнулся ночной посетитель.
– Почему-то я был уверен, что ты погиб.
– Воды Коцита смилостивились надо мною и выбросили на берег, населенный не тенями погибших, а живыми.
Квестор, постепенно приходя в себя, подошел к столу, на котором стоял принесенный Метробием кувшин, и налил себе вина.
– Будешь пить?
– Не-ет, пока нет. Пока не удостоверюсь, что у тебя не пошло на убыль желание избавиться от меня. Например, отравить.
Сулла пожал плечами.
– Я могу приказать тебя зарезать.
– По правде говоря, ты можешь сделать со мной все, что угодно. Что бы я ни кричал во время экзекуции, мне все равно не поверят, сочтут мои слова бредом сумасшедшего.
– Ты очень верно представляешь себе положение дел, – усмехнулся Сулла и сделал большой глоток.
Одет странный посетитель был в поношенный голубой хитон, кое-как повязанные сандалии, на шее болталось варварское ожерелье из черных, кажется птичьих, коготков.
– Понимаешь ли, я решил теперь жить вместе с тобой.
Сулла слегка поперхнулся вином.
– Да, да, не удивляйся.
– Я удивляюсь только одному, по правде, что ты еще жив после всего, что сказал.
Гость заулыбался.
– Тебе любопытно, тебе интересно, а потом, мое соседство тебе ничем не грозит, и ты сам скоро это поймешь. Ведь я ни на что не претендую, кроме роли раба.
– Раба? – В глазах квестора мелькнула искра интереса.
– Именно. По многим причинам это для меня наилучшее положение. Во-первых – натура. Она у меня рабская по природе. Я по ошибке был рожден в высоком доме. Может статься, мать моя изменила с каким-нибудь садовником или банщиком, а может быть, меня и вообще подкинули в колыбель. Такое ведь тоже случалось, вспомни мифологию. Сплошь и рядом.
– А во-вторых?
– А во-вторых, я дал обет. Даже не буду говорить какой, сам знаешь. Стоит мне от него отступить хоть на полслова, они все, – он провел скрюченной рукой по лбу, указывая на шрамы, – начинают ползать.
Сулла еще отхлебнул вина.
– Я люблю прислуживать, вылизывать пятки, спать, свернувшись у господских ног калачиком. Я раб, раб, настоящий раб, без надежд на будущее; я не стану мечтать о свободе, потому что надеваю на себя эти оковы добровольно.