Темная вода - стр. 16
Пег внимательно наблюдала за ней.
– В детях-то утешение…
Нора закрыла глаза и уткнулась лицом в хрупкую шейку Михяла. Он закричал с новой силой, напрягаясь всей грудью.
– Спасибо, что нянчилась с ним.
– Да хватит, не стоит об этом. Я молилась за тебя, Нора. Видит Бог, какой тяжкий для тебя год нынче выдался.
Нора выпустила Михяла из объятий и уложила себе на колени. По лицу ее струились слезы. Она принялась растирать руки и ноги мальчика, как это делал Мартин, распрямляя и отводя назад согнутые кисти, гладя твердые и прямые, как кочерга, пальцы. Под ее руками он затих, и на секунду ей показалось, что мальчик внимательно глядит на нее. Его зрачки, такие темные на голубом фоне, словно встретились с ее зрачками. Сердце Норы дрогнуло. Но в следующий миг взгляд ребенка скользнул прочь, и опять начался вой, а руки Михяла опять скрючились.
Нора бросила растиранье и застыла, уставившись в одну точку. Как удар, пришло воспоминание: Мартин на могучих своих руках держит Михяла и с ложки кормит его сливками.
Как же ты мог оставить меня одну с этим ребенком, думала она.
Сидевшая у очага Пег потянулась к ней рукой и погладила Михяла по голове.
– Масть точь-в-точь как у Джоанны.
Бриджид покосилась на Нору.
– Знаю, для тебя это была большая потеря, – продолжала Пег. – Is é do mhac do mhak bpósann sé ach is i d’iníon go bhfaighidh tú bás. Сын твой, пока не женится, а дочка – до гробовой доски. И вот теперь и мужа потерять… Ну не жестокость ли это, когда Господь отнимает у нас тех, кто нам всего дороже?
– Все мы несем свой крест, – пробормотала Нора. И приподняла лежавшего у нее на коленях Михяла. – Да чего тебе так неймется-то, малыш?
– Ой, Нора, он, бедняжка, орал так, что, казалось, мертвому из могилы подняться впору. Кричал, плакал, а с чего – непонятно. И так – все эти дни. Как ты спишь-то с ним рядом, когда он орет не переставая?
Михял завизжал еще громче. По красным, лихорадочно горевшим щекам текли слезы.
– А ты покормила его? – спросила Бриджид.
Она взяла лежавшую на скамье накидку Норы и развесила на низкой потолочной перекладине – подсушиться у огня.
– Покормила ли я ребенка? – Пег сверкнула глазами в сторону Бриджид. – Наверно, пятеро моих детей чудом выжили и собственных детей заимели, раз я их в жизни не кормила, а так пускала бегать, без еды, поживись чем бог послал, расти себе, как былинка в поле! Пора бы уразуметь, что к чему, Бриджид. Болтаешь ерунду, когда полная луна тебе уже срок твой кажет! – Она пожевала губами, обнажив немногие оставшиеся зубы. – Ну и компанию ты мне подобрала, Нора! Малец и эта калинь![7] Хотя, правду сказать, правильно было поберечь их, от греха подальше!
– Ну, думаю, его-то я берегу. – Бриджид опасливо прижала руку к животу. – Дэн даже когда свинью режет, меня из дому гонит.
– Знавала я одну женщину, – продолжала Пег. – Рисковая была, старые обычаи в грош не ставила, гордость, видишь ли, не позволяет. Так что думаете, когда скотину резали, она кровь побоялась собрать? А муж-то помешать ей хотел. Сильный был мужчина, а ее не переспорил: по-своему сделала. И как пить дать, ребеночек, что она носила, на свет появился с лицом как печенка сырая и нравом под стать такому лицу.
Небо зарокотало глухими раскатами грома, и лицо Бриджид исказила гримаса страха.