Тем легче - стр. 5
Все произошло быстро, неловко, будто не по-настоящему. То ли он был слишком легким, как перышко, то ли слишком неопытным, но я не почувствовала почти ничего. Он не брал, этого он не умел – он елозил, терся и заискивал, вот что он делал. В самом конце отвернулся и издал тихий, даже смущенный вздох. Вздрогнули и опустились лопаточки, и сам он превратился в эдакий тесный мешок костей. Улегся рядом и принялся гладить меня по голове – но и голову было неудобно класть на его худое плечо, словно на ветку.
На ребрах слева у него красовалась татуировка с выцветшим до синевы котом. Партак, набил какой-нибудь дружок самодельной машинкой в подвале.
– You are mine[12], – сказал он и тут же уснул.
Спать не хотелось. Хотелось есть. Я прошлепала на кухню – на счастье, в холодильнике лежал оставшийся с завтрака кусок хачапури с раскрошившимся сыром. Я включила газ, разогрела его на красной, словно игрушечной, сковородке, которую мне оставила хозяйка квартиры. Порезала розовый, уже лопавшийся от спелости помидор на ровные части-лодочки, посыпала сванской солью. Я ела и думала о том, что натворила, – но думала без сожаления, как о милом хулиганстве, авантюрной выходке.
Ночью мне снилось, что я показываю голого Кисулю на выставке в галерее. Мимо него проходят подруга, знакомые, бывший любовник с новой дамой под ручку – и все одобрительно кивают, а Кисуля вертится на своем помосте, как в микроволновке. Потом он внезапно стал раздуваться и превратился в громадного бройлерного цыпленка с блаженной улыбкой-клювом. Я металась по залу, и мне было ужасно стыдно во сне.
Утром его не пришлось даже выпроваживать. Он пытался поцеловать мою спину, чмокая полными губами-присосками. Я лежала как каменная. Послышался шорох одежды, в коридоре обиженно хлопнула дверь. Я подскочила и быстро обыскала квартиру: компьютер, телефон, кошелек, паспорт – все на месте, не тронуто. Заперла дверь изнутри и, довольная, снова провалилась в сон. Встала уже в обед – в прекрасном, благостном настроении.
Мою крохотную ванную нагрело солнце через окошко под потолком. Вверх-вниз по лестнице бегали дети, и доносился мирный запах разварившейся гречки. Я стояла на теплых квадратиках пола и долго грелась под горячими струями, смывая с себя вчера, скамейку, губы-присоски.
«Как хор-р-рошо без женщин и без фра-а-аз», – пришел в голову грассирующий голос.
Чувствовалось, что мне предстоит удивительный день, его предвкушение щекочет изнутри, как шипучка. Азарт, восторг и вместе с тем спокойствие, величавость даже – всегда после того, как удовлетворишь жажду. Зеркало запотело, я протерла в нем окошко пальцами. Такое красивое отражение, каждый изгиб. Ушла вся лишняя вода, очертились скулы, и во взгляде что-то новое – это взгляд силы.
Первые слова, которым учишься здесь, очень простые: чеми – шени, мой – твой. Они уж наверняка пригодятся. Мне пригодились вчера: соседка постучала в мою железную дверь и с извинениями отдала большой комок ткани. «Шени, шени», – приговаривала. Я узнала свой пододеяльник, который повесила над лестницей сушиться. Еле-еле нашла место между детских носочков, покрывал, каких-то футболок, даже один стираный пакет там висел. Неудивительно, что соседи до кучи сняли и мой пододеяльник. Вот бы еще прищепки вернули – хотя это, конечно, мелочь, пускай уж.