Телохранитель моего мужа - стр. 22
Кажется, я тогда умирала со стыда, а он спокойно пил чай из старой кружки в горошек.
– Значит вы живёте одни? – мастерски вёл Алексей беседу.
Да, так получилось. Мама и папа погибли, а я осталась с Лялькой на руках. Мне тогда было двадцать два, Ляльке – тринадцать. У меня последний курс института, у сестры – сложный переходный возраст. Но мы как-то выжили. Я старалась изо всех сил, чтобы мы ни в чём не нуждались. Но Алексею о маленьком аде своей семьи подробно тогда я рассказывать не стала. Отделалась односложным объяснением.
Он не стал охать или расспрашивать. Он умел слушать и коротко кивать там, где надо. Словно точки ставил в конце предложений, которые произносил внутри себя.
Я тогда понятия не имела, как быстро он делает выводы, как часто он проверяет информацию, как умеет не упускать ни единой детали.
– Катерина? – его голос вырывает меня из воспоминаний. Да, я слишком задержалась в ванной. Алексей беспокоится. Я кидаю взгляд в зеркало. Хорошенькая. Только сильно наштукатуренная. К сожалению, этого не избежать.
– Да, Алексей, – шагаю из двери, чтобы попасть в его объятия. Почти нежные. По утрам он бывает добр.
– Ты хотела увидеть мальчика. Я могу тебя отвезти. Сейчас. Другого времени у меня, к сожалению, не будет. А без меня ты туда не поедешь.
Я это знаю, поэтому покорно киваю. Да, дорогой. Я буду очень хорошей. Потому что очень соскучилась.
У мальчика есть имя – Серёжка. Когда он родился, я хотела назвать его Дмитрием.
– Вряд ли выживет, – безразлично и бездушно кинула мне в лицо тогда акушерка, у которой я пыталась хоть что-то выведать. – Не жилец. Готовьтесь.
А ночью мне приснился сон. Явился ко мне старец белобородый в длинных одеждах.
– Назови Сергеем, – прошептал и исчез.
А я долго бродила в лабиринте тёмного коридора, спотыкалась и падала, пока не вышла на свет.
Я назвала младенца Сергеем, как и просили. Позже узнала, что родился мальчик в день Сергея Радонежского.
Мужчина из моего сна не очень походил на изображение с икон, но я почему-то была уверена: это он пришёл и уберёг. Мальчик выжил вопреки всему.
Алексей знает, как зовут ребёнка. Но упорно называет его мальчиком – безлико. И запрещает мне произносить вслух его имя.
– Так проще, Катерина, – сказал он мне один раз. – Нет привыкания. Ты же знаешь: я не соглашусь его усыновить. Поэтому смирись.
Всё, на что он соглашается, – это изредка давать мне возможность видеться с малышом. Ещё один короткий поводок, позволяющий мной управлять. Сколько их у него? Не один. Алексей любит подстраховаться, чтобы легче было манипулировать.
Серёжке на днях исполнится три года. И скоро из дома малютки его переведут в детский дом. Я всё ещё не теряю надежды однажды уломать Алексея, понимая, что он обязательно заломит слишком большую цену. Если мне всё же удастся. Очень маленький, почти призрачный шанс.
Его шикарная машина въезжает в чистенький дворик. Тормозит на парковке.
– Иди, Катерина, у тебя минут сорок, – Алексей демонстративно смотрит на дорогой «Rolex».
Он, конечно же, никогда ради мальчика не оторвёт свой шикарный зад. Впрочем, я к нему не справедлива: он вложил достаточно денег, чтобы у ребёнка в доме малютки было всё. Но никакой комфорт не заменит малышу любовь и тепло, которое сердце Алексея при всём желании дать не может.