Тельце - стр. 24
– Смотри, – Петька показал пальцем на собаку, – умирает.
– У меня бабушка недавно умерла, – не зная зачем сказал Олежка.
– Соболезную.
– А что это значит?
– Не знаю. Так взрослые говорят обычно.
Детей окружили обгоревшие деревья. Между ними на остатках пианино сидели вороны. Они бились клювами о расстроенные струны. Мальчики не боялись там ходить. Ничего интересного вокруг, кроме мусорок, брошенных машин со шприцами и прудов ржавчины. Убогий вид. Около реки прятался пансион, окруженный машинами. В нем жили МВДшники и проститутки, вечный союз. С противоположный стороны раскинулся гаражный кооператив, который крышевали те же самые МВДшники и обслуживали те же самые проститутки. Дорога закончилась около ржавого пруда. Люди там почти не ходили. Бывало, ползали, бывало, падали. Петька и Олежка спрятались в недостроенном доме. Из покрышки и куска дерева они сделали стол; уселись на матрасы.
– Смотри, что я у отца взял, – Петька вытащил из кармана пачку сигарет, – давай спички.
Они взяли по сигарете. Спички гасли от ветра. Кое-как вдвоем у них получилось поджечь одну сигарету: Петька держал ее в зубах и прикрывал руками, пока Олежка медленно подносил спичку.
– Кхе-кхе, какая гадость, – откашлялся Петька. – Как их держат?
– Я видел в кино, что вот так, – Олежка засунул свою зажигалку между указательным и среднем пальцем, – но дядя Витя говорил, что это по-пидарски.
– Что это значит?
– Не по-русски, – выдумал Олежка.
– Теперь ты закури, – настаивал Петька, не переставая кашлять.
Они повторили сложную процедура, после которой и Олежка впал в кашель. Им не нравилось курение, их тошнило от сигаретного дыма. Но каждый пытался в глазах другого казаться уже достаточно взрослым для серьезных поступков, таких, как сигареты и алкоголь. Детство догорало и уходило с ветром. И пахло оно ржавчиной. Стыдом, в каком-то смысле. Но взрослая жизнь не казалась радостной или счастливой, а наоборот. «Что это за жизнь, где тебе приходится терпеть такие гадкие привычки, – думал Олежка, – лучше бы мяч пинал и дома мультики смотрел, чем тут сидел в вонючем и холодном доме». Петька потянулся к бутылке.
– Ты не жди, открывай сухарики, – сказал Петька, будто бы не в первый раз выпивавший.
Разбрызгивая содержимое бутылки, Петька налил полные стаканчики. Олежка хрустел и ждал, что будет дальше. Запах сухариков не мог перебить резкий аромат спирта. Что-то нехорошее чувствовалось в нем.
– Теперь нам надо придумать, за что пить, – сказал Петька.
– В смысле за что? – удивился Олежка.
– Ну, что бы мы хотели, чтобы произошло. Или того, кого мы любим.
– Я маму с папой люблю.
– А я нет, – рассердился Петька, – за них пить не буду. Давай за Россию пить.
Олежка посмотрел в дверной проем, за которым голыми ветками поддерживали идею деревья, и согласился. Они подняли стаканы и посмотрели друг на друга. Кривая ухмылка не сходила с лица Петька. Он насмехался над трусостью своего невинного друга. Олежка до последнего не хотел пить, но, увидев, как Петька показушно выдыхает в сторону, повторил за ним.
– Эй! – раздался крик за выбитым окном. – Вы что творите?!
Дети посмотрели в окно и увидели мужчину в синем пуховике и дырявой шапке. Через несколько секунд он оказался около них. Они были напуганы так сильно, что забыли убежать.