Течет река Мойка. Продолжение путешествия… От Невского проспекта до Калинкина моста - стр. 37
Сотрудники Бенкендорфа действовали весьма профессионально, тонко вербуя в число своих агентов и осведомителей видных литераторов, известных владельцев популярных печатных изданий.
Теперь каждодневная жизнь великих русских писателей зависела от Третьего отделения. А.С. Пушкина постоянно приглашали в эту «центральную шпионскую организацию» для объяснений, выслушивания выговоров, «отеческих» внушений и наставлений. Бенкендорф своей рукой наносил резолюции на личных письмах великого русского поэта: «К сведению», «К делу», «Это позволено», «Разрешается» и т. д. и т. п.
Неотвязный взгляд «всевидящего ока» незримо сопровождал творчество знаменитых писателей России. Пушкинист Б.Л. Модзалевский писал, что «отныне Бенкендорф стоял возле Пушкина, бдительно следя за каждым его словом и движением, держа его в своих мягких, но цепких руках».
Александр Христофорович Бенкендорф
Начальник Третьего отделения граф А.Х. Бенкендорф приезжал на набережную реки Мойки в арендуемый у Христофора Таля дом обычно рано утром, с Малой Морской улицы, где имел собственный дом. По воспоминаниям современников, на столе в его кабинете всегда лежали в строгом порядке толстые папки с тайными сообщениями, доносами, вскрытыми письмами, похищенными документами.
По свидетельству барона Корфа, шеф жандармов, предназначенный «отечески» опекать русское общество, «имел самое поверхностное образование, ничему не учился, ничего не читал и даже никакой грамоты не знал порядочно, но зато он был верный и преданный слуга царю. И Николай I любил его. Во время его болезни в 1837 г. император проводил у его постели целые часы и плакал над ним, как над другом и братом».
Портрет Николая I нельзя нарисовать с достаточной убедительностью, если не поставить рядом с ним его спутника и любимца. Этот, даже по словам сочувствующего ему Греча, «бестолковый царедворец <… > добрый, но пустой», пользовался всеми прерогативами верховного жандарма. «Наружность шефа жандармов, – писал Герцен, – не имела в себе ничего доброго; вид его был довольно общий, соответствующий остзейским дворянам и вообще немецкой аристократии. Лицо его было измято, устало, он имел обманчиво-добрый взгляд, который часто принадлежит людям уклончивым и апатичным. Может, Бенкендорф и не сделал всего зла, которое мог сделать, будучи начальником этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право мешаться во все, – я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица…»
Будучи сластолюбцем и ловеласом, этот друг императора всегда был занят мечтаниями или воспоминаниями об альковных приключениях и не в состоянии был сосредотачивать свое внимание на каком-нибудь деле. Но петербургские обыватели были невзыскательны. Являться к Бенкендорфу на прием было совершенно бесполезно. «Он слушал ласково просителя, ничего не понимая… <…> но публика была очень довольна его ласковостью, терпением и утешительным словом». В своих записях Бенкендорф тоже очень хвалит себя и нисколько не сомневается, что он стоит «на славном посту, охраняя нравственность».
Интересной исторической личностью являлся и начальник штаба Корпуса жандармов Леонтий Васильевич Дубельт – человек с биографией, схожей с жизнеописаниями многих членов Тайных обществ. Боевой офицер и героический участник Отечественной войны 1812 г., раненный в сражении на Бородинском поле. Член масонского общества с репутацией отъявленного вольнодумца, адъютант знаменитых генералов Отечественной войны: от инфантерии – Д.С. Дохтурова – командира корпуса при Бородине, и от кавалерии – Н.Н. Раевского – командира корпуса, геройски сражавшегося под Смоленском и Бородином.