Тебе, с любовью… - стр. 32
– Хотя бы позволь мне рассказать, о какой помощи я просил.
У меня и так ум за разум заходит от мыслей о том, как я поступаю с Роуэн, а тут еще он. Возможные отмазки комом застревают в горле. Пожав плечами, я предлагаю ему присесть рядом.
– Мне нужны фотографии с осеннего фестиваля для альбома выпускников, – объясняет мистер Жерарди, пропустив мое предложение мимо ушей. – Ты потратишь всего час: немного поснимаешь и будешь свободна.
– Но фестиваль уже завтра.
– Я знаю.
Нелепость какая-то – устраивать осенний фестиваль, когда на улице под тридцать градусов жары. Но со школьными традициями не поспоришь: принято проводить осенний фестиваль и футбольный матч в первый четверг октября, а на следующий день устраивать танцы.
– Я не собиралась туда идти, – говорю я.
Ни на фестиваль, ни на игру «на своем поле», ни на танцы.
Роуэн молча потягивает газировку.
Мистер Жерарди присаживается на скамейку рядом со мной.
– Это твой последний школьный год, – тихо замечает он. – Ты никогда в жизни больше не будешь выпускницей школы.
Я фыркаю.
– Думаете, я пожалею о том, что не сняла футбольных игроков с перемазанными взбитыми сливками лицами?
– Возможно. – Он умолкает на пару секунд. – Только не говори мне, что у тебя не возникало мысли снова взять в руки фотоаппарат.
Воображение рисует Деклана Мерфи. Сначала у моей машины, где с упавшей на глаза полоской света он походил на супергероя в необычной маске. Потом выражение его лица, когда я врезалась в него в школе: агрессия, ярость в глазах и… уязвимость.
– Возникала, – говорит мистер Жерарди. – Иначе и быть не могло. Ты наделена слишком большим талантом. Не зарывай его в землю, Джульетта.
Я не отвечаю.
– Думаешь, твоя мама хотела бы, чтобы ты бросила заниматься фотографией?
– Не говорите о моей маме. – Я сильно ударяю по столу ладонью, и школьники, сидящие рядом, затихают и начинают прислушиваться к нашему разговору.
Мистер Жерарди даже не вздрагивает.
– Так как ты думаешь?
Нет. Она бы этого не хотела. Ей, наверное, было бы стыдно за меня.
«Ох, Джульетта, – вздохнула бы она, покачав головой. – Неужели я вырастила тебя такой трусишкой?»
Мысль об этом не вдохновляет. Наоборот, мне хочется поглубже уйти в себя.
– Вы можете найти себе в помощники кого-то другого, – встревает Роуэн.
– Речь идет об альбоме выпускников, – не подумав, рявкаю я. – А не об «Инстаграме».
Улыбнувшись, она делает очередной глоток газировки.
– Тогда займись этим сама.
Ладони снова вспотели. Задумавшись, я катаю между ними бутылку воды. Да в чем проблема? Это же не конец света, а всего-навсего обычный фотоаппарат, час моего времени – и будет кучка дурацких снимков, на которые потом взглянут от силы раз или два.
Воображение рисует коробку с разбитой посудой, выкинутую в мусорный контейнер.
Мистер Жерарди терпеливо ждет моего ответа.
– Вы сказали, что дадите мне фотоаппарат? – смотрю я ему в глаза. – К маминому я уж точно не смогу притронуться.
Выражение его лица не меняется. Люблю это в нем.
– Конечно.
– И я поснимаю всего один час?
– Да. Никаких постановочных фото. Поснимаешь всех в непринужденной обстановке. Столько времени, сколько захочешь, и того, кого захочешь.
Делаю глубокий вдох. Такое ощущение, будто я стою на краю обрыва и все подначивают меня прыгнуть вниз – включая маму. Все убеждают, что со мной ничего не случится, в то время как я вижу лишь зияющую пропасть.