Тайные поклонники Рины - стр. 63
Ой. Что творится-то, люди добрые? Это нормально, что я вся мурашами покрылась? Такое вообще возможно? Разве это законно, реагировать сразу на двоих? Нет. Я так не хочу. Это неправильно. И нечестно, как по отношению к Андрею, так и к Вадику. Я же в прямом смысле слова пудрю обоим мозги. Они-то не виноваты, что я такая тюфячка.
Будь у меня больше опыта, быть может, я бы сейчас вела себя иначе, но опыта-то как раз у меня нет. И нет никого, кто бы дал дельный совет с высоты прожитых лет. Не матери же звонить. Я не делала этого даже когда у нас были финансовые трудности и висели крупные долги за квартиру. Разумеется, не сделаю и теперь. Она для меня чужая, а с чужими не делятся сокровенным.
В какой-то момент моей кисти касаются тёплые пальцы. Замираю, позволяя им сжать её и... делаю тоже самое в ответ. Пространство вокруг медленно тает и теряет ориентиры. Так и стоим, молча смотря друг другу в глаза.
— Ринок, и ты здесь, — ёлки зелёные, я забыла о папе! А вот он не только вспомнил про моё существование, но и увидел воочию.
Торопливо высвобождаю руку, разрывая приятную близость, но от родителя это не остаётся незамеченным. С меня он запоздало переводит взгляд на Вадима, словно только сейчас его замечает. Ещё так смотрит, буквально с ног до головы оценивая.
— Ну ничего так. Пирсингов нет, ирокеза тоже. Не всё, значит, потеряно, — удовлетворительно заключает он, протягивая Чернышевскому ладонь. — Здравствуйте, молодой человек. Дмитрий Петрович. Для поклонников дочери... Дмитрий Петрович.
— Просто Вадик, — стоит отдать должное, тот реагирует спокойно. И с охотой обменивается рукопожатием.
— Вадик, значит... — папаня щурится, будто воспоминая, но я по его моське вижу, что всё он прекрасно помнит. Просто развлекается. — Это который волейболист?
— Он самый, — кивает "волейболист".
— Спорт — это хорошо, но спортсмен у нас уже есть один. Шебутной и любящий губёшки свои распускать. Надеюсь, ты не из этих, а то я таких не люблю. Чем планируешь в будущем заниматься, просто Вадик?
Папа, блин! Что ж ты творишь!? Не пали ты контору!
— Собираюсь поступать на юрфак, — разумеется, вряд ли Чернышевский пропустил мимо ушей явный компромат, но виду не подаёт.
— О, вот это достойно, — родитель довольно кивает мне. — Берём. Этот мне пока больше всех нравится.
Стыдливо прячу лицо в ладонях, ойкая. Опять слишком сильно самой себе зарядила.
— Папааа... — жалобно скулю я.
— А чё, это не надо было говорить? — спохватывается тот, озадаченно отпивая свой экспрессо. — Ты ж сама говорила, что они друг о друге знают.
— Не эти двое, — можно меня придавит стеллажом? Ну, пожалуйста!
— О, приношу свои извинения. Накладочка. А то я уже слегка запутался во всех этих твоих...
— Папааа! Просто умолкни.
— Всё, понял. Затихаю. И ухожу. Не будем молодёжь смущать.
Ага, да щаз! Меня, значит, скомпрометировал, раскатав асфальтоукладчиком, а сам сухеньким выйти собирается. Фигушки! Моя очередь!
— Стопэ, куда это ты собрался! Может хоть представишь подругу? Кто учит меня вежливости, а сам халтурит? — перехожу в наступление я.
— А.. Ммм, это Елена... — переглядывается с мирно стоящей всё это время женщиной отец. — Елена... Ты ж Александровна?
— Александровна, Александровна, — усмехается та, поправляя выпавший на лоб локон. Такая... статная дама. Под распахнутым пальто, как оказывается при ближайшем рассмотрении, прячется классическое платье-карандаш, туфельки на каблуке и свежий маникюр.