Тайные грехи кроткой голубки - стр. 6
– Как вы прекрасны в гневе, шер мадам, – заметил писатель, сделав изящный жест рукою, – вы, конечно, глубоко знаете жизнь. Вы выросли в розовой детской комнатке, не так ли? Вы из рук своего папеньки перешли в руки своего супруга. Ах, жалость-то какая, что ваш душевный покой нарушают рассказы, чуть более серьезные, чем рассказы детских писательниц про птичек, ромашки и мармелад… вы же именно так любите, и с хорошим концом, непременно…
И улыбнулся – ласково-снисходительно и беспощадно-проницательно.
Анна глотнула воздух, багровея, как от пощечины. И тут за ее спиной раздался, как всегда ироничный, голос мужа:
– Прошу извинить, сударь… А вот меня – судебного следователя по делам об убийствах – меня вы тоже зачислите в разряд мальчиков из розовой детской? Уж поверьте, об изнанке жизни мы, полицейские, знаем побольше писателей. И тем не менее, я, при всем моем опыте, не могу не согласиться со своей супругой. В мире и без того довольно зла, чтобы преднамеренно заражать общество бациллами уныния.
Тишина наступила тяжелая, как свинец, зловещая и предгрозовая. И в ней прозвучал полуобморочный голос Олимпиады Саввишны:
– Но мой муж стремится обличать…
– Что обличать, мадам? – Штольман улыбнулся ослепительно. – Оглянитесь вокруг. Прекрасный вечер, полный ароматов трав и цветов. Вкусный ужин, просто бесподобный, – Штольман мило поклонился хозяйке, благодарственным жестом приложив руку к груди. – Мы проживаем великолепную жизнь, как прекрасна всякая жизнь, дарованная, чтобы ее прожить. А у вашего мужа в рассказах все скучно, и люди серые, и носятся они со своей скукой и тоской неизвестно почему. А между прочим, в реальности, ваш супруг жив, здоров, сыт и процветает – но готов задушить своей тоской любого, кто не успел сбежать….
Олимпиала Саввишна застыла с приоткрытым ртом. Писатель молчал, глядя на Штольмана с убийственной иронией, с таким видом, словно прикидывал, в какой из своих рассказов вставить сей забавный персонаж.
Обернувшись к Анне, Яков Платоныч спросил негромко:
– Может, прогуляемся по саду, моя дорогая?
Анна, благодарно кивнув, просунула руку мужу под локоть, и, когда они уже отошли на приличное расстояние, пролепетала виновато:
– Сама не знаю, что не меня нашло… И ведь не хотела, правда…
– А что такого? Полноте, ему давно уже пора от кого-то получить такую отповедь. А то хорош! Ему можно портить нам настроение своим творчеством, а мы не имеем права немного подпортить ему настроения в ответ? – он рассмеялся.
Меж тем, на лужайке перед домом, покинутой нашими героями, висело неловкое молчание. Затем кто-то из дам вспомнил, что забыл в доме шаль, а ведь уже холодает. У других нашлись не менее срочные дела. Писатель, ничем не выдав своих чувств, отправился в глубину сада выкурить сигару; куда именно отправилась Олимпиада Саввишна, эта бледная тень своего мужа, вообще никому интересно не было.
– И все же у меня какое-то нехорошее предчувствие, – пробормотала Анна.
Словно отвечая на ее слова, по саду вдруг резко просвистел ветерок, затем уже не ветерок, а резкий ветер нагнул ветви с тяжелым шелестом… Анна посмотрела вверх: на небо, еще пока прозрачно-синее, со всех сторон наползали тяжелые, клубящиеся тучи; это было страшновато, но очень красиво.
– Да просто дождь собирается, – возразил ее муж.