Тайные близняшки для миллиардера - стр. 34
Несколько секунд стоит тишина, а затем ребятня наперегонки бежит к нам. Доченьки визжат, хихикают и выглядят веселыми, словно знакомы с Алексом и его родителями уже сотню лет. Адаптация прошла успешно.
Алекс садится рядом с мамой, близняшки плюхаются со мной.
— М-м-м лапша! — облизывается Лиля. — Вкуснятина!
— Не лапша, а спагэтти, — поправляет Таня.
Уж что-что, а макаронные изделия девочки любят. Мне вообще порой кажется, что в прошлой жизни они были итальянками. Ужин обещал быть непринужденным, но Рафаэль, приподняв голову, слишком пристально смотрит на моих детей.
— Я знал вашего отца, — обращается он к девочкам. — Вы не виделись с ним много времени. Скучаете?
От вопросов Борна пережеванный осьминог застревает у меня в горле. Хватаюсь за стакан с водой. Почему нельзя просто спокойно поесть?
— Не знаю, — немного смутившись, пожимает плечами Танюшка. — Ну… да…
— Как-то неубедительно.
— Рафаэль, — вклиниваю я, — не нужно задавать девочкам вопросы на эту тему.
— Почему? Что плохого? Я ведь спрашиваю об их отце.
Орхан тоже не поддерживает Борна:
— Заканчивай брат. Я серьезно.
Раф откладывает приборы, промочив шелковой салфеткой рот, обращается к жене:
— Спасибо за ужин.
— Но ты же почти ничего не съел.
— Аппетита нет, пойду в кабинет работать.
Борн горделиво поднимается на второй этаж. Чувствую себя зажато и неуютно. Рафаэль всем видом показывает, что не желает меня видеть в доме.
Зато Алекс хихикает:
— Опять папе не угодили.
— Мы этого не хотели, солнце, — растерявшись, шепчу я.
— Да он всегда так делает, — отмахивается Алекс. — Папа никогда не орет, а просто уходит. Потом возвращается уже нормальным.
За окнами белым-бело. Буран поднялся плотной стеной.
Вера предлагает остаться на ночь.
Особняк достаточно просторный, комнат хватит для всех.
К десяти вечера укладываю девочек спать. Мне же ложиться совсем не хочется.
Постепенно дом совсем затихает, каждый разбредается по своим углам.
Я, забравшись с ногами в кресло, остаюсь на первом этаже. Наблюдаю за танцующими языками пламени в камине. Согреваю ладонь о теплую кружку с глинтвейном. В нем нет ничего вредного, но яркие специи действуют на меня странным образом, будто расплющивая нервные клетки. Чувствую себя ленивой лужицей, растекшейся по бархатному креслу.
А во втором кресле растекся Орхан. У него тоже инсомния.
— Хорошо… — глотает из своей кружки. — Забористый глинтвейн, что в него Вера добавила?
— Апельсиновых долек. И все переживала, что мало, — криво улыбаюсь я. — Хорошо…
— Тебе хорошо сейчас или в общем?
— Мне хорошо проживать минуты здесь и сейчас. И так не хочется возвращаться в реальность, — признавшись, тут же замолкаю.
Зря я это сказала. Хотя с Байрамовым всегда так было. Он умеет заставить переживать рядом с ним неописуемо приятные моменты, по сравнению с которыми остальная жизнь кажется промозглой серостью. А этой ночью в особняке настолько тепло и спокойно…
— Вот черт, — шипит Орхан, чем вынуждает меня обернуться.
Неловким движением он опрокидывает кружку с подлокотника и проливает глинтвейн на кресло и себя.
— Еще один повод Рафаэлю поворчать, — замечаю я.
Байрамов встает, пытаясь стряхнуть глинтвейн с джинсов.
— Кажется, мне действительно пора спать.
— Иди, — равнодушно хмыкаю и вновь смотрю на пламя в камине.
— А ты?