Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - стр. 28

Я попросил Людмилу Владимировну описать Майю Луговскую. Воспроизвожу ее словесный портрет. «Крупная, высокая, грудь стоячая, талия узкая, ноги длинные, щиколотка, как у арабской лошади, страстный рот, светлые глаза почти без ресниц; она всегда ярко красила губы. Необыкновенная женщина, с Луговским у нее брак не был зарегистрирован, его как-то оформили после его смерти».

Хочу привести слова самой Майи Луговской о Нике, которую она называла «ялтинским чудом»:

Выступаю как свидетель и очевидец. Нику Турбину я знаю с самого рождения. Сейчас ей уже восемь лет, и она учится в первом классе. Каждый год, проводя зиму в Ялте, я имею возможность наблюдать за ней. Стихи она стала сочинять, еще не зная букв, ей не было пяти, просыпалась, произносила их вслух, требуя, чтобы мама ее их записывала. В семье Ники, где чтят искусство, любят и знают поэзию, первые ее строки были встречены с опасением, удивлением и бережливостью. Поэтические медитации Ники не прекращались. Стихи рождаются непрестанно, сейчас их уже хватит на объемистый сборник.

Ника много болеет и потому часто бывает лишена детского общества. Во всем же остальном она обычный ребенок, шаловливый и добрый, любознательный и веселый. Феномен, который представляет творчество Ники Турбиной, станет еще одной загадкой для ученых. Между тем, трудно усомниться, что ее стихи – чистейшая поэзия. У Владимира Даля есть такое толкование слова поэзия: – соединение добра (любви) и истины. Думается, что это определение больше всего подходит для стихов Ники.

Вместе с тем, когда Луговская столкнулась с Никой ближе (она с Майей жила у нее в Москве), то перестала верить в то, что Ника пишет стихи. Очевидно, какие-то основания для этого у нее были.

Цитирую Карпову: «Майечка родилась 8 мая 1951 года в Ялте. Назвали мы ее в честь Майи Луговской, Училась она посредственно, была ленивая, у нее было много проблем, часто болела. Из класса в класс ее переводили благодаря Никаноркину. Майя умела шить, готовить, печь пироги, рисовать, причем рисовала как-то необычно. Закончила ялтинскую художественную школу. В художественное училище, чтобы дальше учиться, я бы ее не отпустила. Она юная, привлекательная. А еще Майка – хвастунишка и врунишка. Несмотря на болезнь, выглядела хорошо, была красивой, особенно волосы. Будучи заколдованной ее русыми, по пояс, волосами, Ника написала несколько стихотворений. Одно из них называется “Уронила в руки волосы”:

Майя с детства любила поэзию. Мы с ней обычно читали Лермонтова и Пастернака, особенно восторгались его строками: “Где воздух синь, как узелок с бельем / У выписавшегося из больницы”. Цветаеву мы не понимали, наверное, не доросли. Она была гением, а мы – идиотками. Луговская все время читала Пушкина, а мы – Лермонтова: “Печальный демон, дух изгнанья, / Витал над грешною землей”. Ника всегда смеялась, что я читала “демон” через “э” – “дэмон”. Читали также Давида Самойлова[59] и выборочно стихи других поэтов. В десять лет Майя знала больше, чем я. Она говорила: “Не обязательно написать массу стихов, хватит одного – “Выхожу один я на дорогу”. Прозу она обожала, читала только классику. Любила Паустовского. Как-то я ее приодела, и она пошла к нему в Дом творчества. При встрече Майка ему сказала: “Вот здесь и здесь вы неправильно написали”. Паустовский хохотал”. Знавшая близко Паустовского Лушникова не верит, что такая встреча была.