Тайны русской дипломатии - стр. 23
Поэтому пока что главной задачей было не спровоцировать турок на войну против России. Все силы Петра I отнимала Северная война. А тут еще досаднейшее поражение под Нарвой.
Это случилось в ноябре 1700-го. Петр I рвался к Балтике, но на пути были Нарва и Ивангород. Осадить-то их Петр I осадил, но взять не смог. А когда на выручку осажденным подошел Карл XII и атаковал позиции русских войск, многие офицеры-наемники бежали к шведам. Армия тут же превратилась в толпу, которая повалила через мост у острова Кампергольм. Мост, конечно же, рухнул, и сотни солдат пошли на дно. Всего в том сражении русская армия потеряла около 8 тысяч человек и полторы сотни орудий. Но самым большим позором было то, что шведам пришлось отдать и знамена.
Турки тут же оживились и решили вернуть отвоеванный Петром I Азов. Армии у российского самодержца не было, флота – тоже, поэтому он решил использовать доселе неведомое секретное оружие: он направил послом в Турцию графа Толстого. Вообще-то с Петром Андреевичем у царя были давние счеты: во время Стрелецкого бунта сановник выступил на стороне Милославских и призывал к расправе над Нарышкиными, родственниками матери юного Петра. Придя к власти, Петр I припомнил эту обиду и сослал Толстого в Великий Устюг. Двенадцать лет служил там воеводой граф Толстой. Там бы, наверное, и скончался, если бы не случай…
Занесло как-то в эти богом забытые края Петра I. Встречу ему воевода организовал по высшему разряд: гром пушек, двухметровый осетр, ряженые девки и, что уж совсем поразительно, вся прислуга в камзолах, чулках и париках. Царь-батюшка растаял, облобызал опального воеводу и спросил, чего тот хочет.
– Моряком хочу стать, – потупив взор, ответствовал Толстой.
– Ке-е-м? – аж подпрыгнул захмелевший правитель. – Ты хоть знаешь, что такое бушприт или, скажем, фок-мачта?
– Не знаю, государь, – вздохнул Толстой. – Но усердным учением надеюсь преодолеть сие незнание и через год-другой осмелюсь доложить тебе не только правила соединения шпангоутов с килем, но и как управлять парусом под названием стаксель.
– Ишь ты-ы-ы, – удивился царь. – Слова-то эти откуда знаешь?
– А книжки читаю, – скромно потупился Толстой.
– Какие? – вскинулся царь. – А ну-ка, покажи!
– Вот аглицкие, вот италийские, – протянул Толстой два увесистых тома по науке кораблевождения.
– Так ты что же, и языки знаешь?
– Читать-то читаю, а вот поговорить не с кем, – снова вздохнул Толстой. – В нашей глухомани – ни одного иностранца.
– Лет-то тебе сколько? – опрокинув жбан медовухи, поинтересовался Петр Алексеевич.
– Пятьдесят два, – махнул рукой воевода.
– А не поздно учиться-то? В такие годы готовятся к встрече с Господом Богом.
– Так кто ж его знает, когда она будет, эта встреча? А учиться, государь мой, никогда не поздно.
– В чем-чем, а в этом ты прав… Ладно, быть по сему: отправлю тебя, старого греховодника, в Италию. Постигай морскую науку зело усердно, а по возвращении я сам устрою тебе экзамен. Ты у меня побегаешь и со стакселем, и с кливером, и с фор-бом-брамселем! – хохотнул Петр Алексеевич.
Как это ни странно, но не первой молодости граф оказался прекрасным гардемарином. Пораженные итальянцы только руками разводили, а князь Венеции вручил Толстому специальный аттестат, в котором говорилось, что «предъявитель сего освоил множество морских профессий и по своим личным качествам является мужем смелым, рачительным и способным».