Тайны мадам Дюбуа - стр. 9
Ярославль умер мой родной дядюшка. Умер, увы, бездетным. И, представьте себе, оставил свое состояние не кому‑то, а мне.
– И велико ли то состояние? – впервые заинтересовалась нашим разговором Ева.
Месье Муратов скромно пожал плечами:
– Признаться, пока не знаю. Поверенный моего дядюшки разыскал меня в Париже и ехать советовал немедленно. Он говорил, кажется, о двух поместьях, особняке в Москва и… назвал некую сумму на счете в банке – но она была в рубль, а я, признаться, так и не понял, сколько это во франках…
Я смотрела на месье Муратова со смесью скепсиса и интереса. Если он говорил правду, то, похоже, сам не понимает, насколько станет богат.
– Вы планируете остаться в России? – спросила я, чтобы хоть что‑то спросить.
Тот снова пожал плечами:
– Пока что не думал об этом. Так или иначе, в Париже меня ничего не держит: из журнала я уволился, родители почили много лет назад, а жениться, к несчастью, я так и не успел.
Произнося последнее, месье Муратов скользнул взглядом по лицу Евы. А та, давно уж перестав обижаться, глядела на него задумчиво и накручивала на палец выпавший из прически локон.
* * *
4 июня, 19 часов 30 минут
Балтика, территориальные воды Германской империи
За ужином, что проходил в ресторане с нетипичным для немецкого заведения названием «Берлинская звезда», удалось познакомиться и с другими пассажирами «Ундины».
Ресторан представлял собой пышно убранную залу – не отличишь от любого, самого высококлассного ресторана в Берлине. Разве что вместо окон узкие иллюминаторы, да и те нарочно были закрыты кадками с буйно цветущими растениями. На стенах – пейзажи в массивных золоченых рамах, под потолком тяжелая бронзовая люстра с электрическими рожками. Она угрожающе покачивалась прямо над нашим столом, отчего‑то заставляя меня нервничать.
У ресторана имелось два симметричных выхода – к лестницам, что вели на прогулочную палубу и в курительный салон. Между выходами расположился бар с хрусталем, который нестройно звенел при каждом крене парохода, и возвышенность с небольшим оркестром. В центре же – несколько столов, покрытых белоснежными скатертями и превосходно сервированных.
– Вы не находите странным, господа, что на пароходе, плывущим из Германии в Россию, так мало немцев и совсем нет русских?
Вопрос прозвучал из‑за соседнего столика, впрочем, обращен был ко всем присутствующим. Я, признаться, тоже размышляла об этом, потому не замедлила оглянуться на спросившего. Это был господин, назвавшийся мистером Макгроу, как знала я уже от Евы. Делец, хозяин мыловаренного завода из Северо‑Американских Соединенных Штатов. Но выглядел он совершенно не так, как я себе представляла: немногим старше тридцати пяти, высок, подтянут и широкоплеч. Не очень‑то похож на дельца… А впрочем, об американских дельцах я почти ничего не знала.
К тому же, как ни был бы мистер Макгроу приятен на вид, его полностью затмевала дама, подле которой он сидел. Утонченная шатенка, одетая с истинно парижским шиком – в вызывающе алом бархатном платье и с собольей накидкой на открытых плечах. В отставленной руке она держала длинный мундштук, благодаря которому последние сомнения в ее личности и отпали. Жанна Гроссо, ведущая актриса театра «Комеди Франсез» собственной персоной. Макгроу говорил на грубом американизированном английском, но француженка‑актриса, судя по всему, отлично его понимала.