Тайны мадам Дюбуа - стр. 24

– Почему именно на «Ундину»? – ровно спросила я. – Что в ней особенного?

– Позже, мадам Дюбуа. Прежде расскажите все, что слышали от Эриха Шефера.

– Я слышала не так уж много, – пожала я плечами. – Лишь раз он упомянул некоего Химика: якобы у месье Дюбуа, моего настоящего мужа, встреча с этим Химиком здесь, на пароходе. Но это заблуждение, муж бы сказал мне.

Вальц прищурился с подозрением:

– Вы так в нем уверены? У месье Дюбуа ответственная должность, он не имеет морального права делиться с вами всем, что происходит на его службе. Ради вашей же безопасности, к слову.

Я отвела взгляд к мутному беспокойному морю. Свела брови над переносицей. Помнится, то же самое – слово в слово буквально – говорил мне когда‑то муж. И поступал он так, как считал нужным, не особенно со мной считаясь и посмеиваясь над моими советами. Покуда эти его решения не довели до большой беды, в результате чего мы и оказались здесь. Не на пароходе – но в Париже, а потом и в Берлине. Но прежде всего был поезд, идущий из Санкт‑Петербурга на Варшаву…

Тогда шел первый год моего замужества. Покорным характером я не отличалась никогда, а муж и вовсе славился нравом буйным, властным и невыносимым.

– Его можно или любить таким, каков он есть, или прибить – третьего не дано, – сказал о нем когда‑то его же лучший друг, а меня, дурочку, это почему‑то не насторожило.

Непросто нам было вместе. Минуты неземного блаженства сменялись пылкими ссорами, а полное единодушие – пропастью столь холодной и бескрайней, что я порой не понимала, зачем мы вообще поженились. Мы любили друг друга, действительно любили и поводов для ревности не давали… но для хорошего брака этого оказалось ничтожно мало. В тот поезд я села против его воли. Муж знал уже, куда и для чего едет, понимал все риски и не хотел брать меня с собой. И все же был рад, что я его ослушалась.

Мы целовались в дверях вагона, едва ли не у всех на виду, а ночью… Нет, ничего особенно страстного (в этом плане были у нас ночи и пожарче), потому что тогда я уже носила под сердцем Софи и беременность протекала не очень‑то гладко. И все же это была одна из самых нежных и незабываемых ночей в моей жизни. Близость, которая простым пылким влюбленным и не снилась.

И будто в противовес: к обеду следующего дня мы поссорились так, как не ссорились никогда прежде. С сухими, не видящими ничего глазами, я шла тогда по проходу вагона, чтобы сойти на первой же станции и никогда – клянусь, никогда! – не возвращаться к этому мужчине. И тогда‑то он меня остановил. Тогда‑то сказал те слова, поклялся, что не сделает более ничего важного, не примет ни одного веского решения, не посоветовавшись со мной.

Я поверила.

Было это шесть лет назад, и вынуждена признать, слова своего он за эти годы не нарушил.

Не скажу, что с того дня пошло у нас все как по маслу, однако недомолвок стало куда меньше, а они, как выяснилось, камнем преткновения и были. Занятно, но когда вместо «я» и «он» есть только одно‑единственное «мы», то причин для ссор как будто становится меньше. Так что ссорились мы теперь меж собой, а чаще всего с кем‑то.

Сейчас, всматриваясь в прищуренные, с хитрецой, темные глаза лейтенанта Вальца, я размышляла, тот ли это человек, с которым муж захотел бы поссориться. И насколько откровенен с ним был. Думаю, достаточно откровенен. Поскольку Вальц явно умен, не чета Шеферу. Велика вероятность, что он и сам неплохо знает то, о чем спрашивает.