Тайны французской революции - стр. 57
– Ну, вот! Дайте же ему перевести дух, а то еще помрет.
Кожоль слышал из своего убежища хриплые свистящие звуки, выходившие из груди жертвы. С минуту он думал было выскочить из засады, чтоб броситься на этих людей и освободить пленника, но благоразумие его удержало.
«У меня и так уже довольно дел, кроме освобождения этого удавленника, – подумал он. – Если бы в эту минуту происходила битва и если бы до места моего свидания было два шага, то, без сомнения, я помог бы бегству этого несчастного или несчастной…»
И молодой человек решил держаться тихо.
Мало-помалу дыхание пленника стало ровным. Но грубость разбойников, чуть не задушивших его за попытку освободиться, отбила у него охоту продолжать борьбу, и он спросил умоляющим голосом:
– Ради бога!.. Куда вы несете меня?
– Скоро сам узнаешь.
– Вы затолкали меня в этот мешок, чтобы бросить в Сену?..
– Нет! Этого тебе нечего бояться.
– Ну, так что же вы хотите сделать со мной?
– Мы переменим твое убежище. Вот и все.
– И я уже никогда не выйду на свободу?
– Завтра, если хочешь, тебя отпустят.
– Что же мне делать? Скажите, скажите!.. Я сделаю.
– Да ведь тебе уж сколько раз повторяли, что нужно признаться Точильщику в том, что он требует.
В пленнике на минуту вспыхнула энергия.
– Никогда! – воскликнул он.
– Это твое последнее слово?
– Никогда! – повторил пленник.
– Ну, так всуньте ж ему снова в рот затычку! – распорядился один из толпы, по-видимому, начальник.
Жертва еще попыталась умилостивить извергов:
– Выслушайте хоть слово, умоляю вас.
– Ну, говори!
– Отпустите меня! Я озолочу вас всех… всех шестерых. Я дам вам сто тысяч экю! – несчастный назвал баснословную цифру с мучительным усилием.
Толпа молча остановилась.
Пленник снова начал хриплым голосом:
– Даю вам двести тысяч экю, только освободите меня.
– Так сознайся же Точильщику и, повторяю, – завтра будешь свободен.
– Нет, нет, никогда! – повторил несчастный с выражением мрачного раздумья.
– Ну, кляп, живо! – приказал начальник.
Жертва попыталась было сопротивляться, тряся головой и сцепив зубы, но и минуты не понадобилось, чтобы опять заткнуть бедняге рот и завязать в мешок. Два носильщика тотчас подняли его с земли.
– В дорогу! – сказал начальник.
Толпа бесшумно тронулась и тотчас исчезла во мраке.
– Счастливого пути! – произнес Кожоль, решивший благоразумно выждать несколько минут, прежде чем оставить свое убежище.
По дороге к месту своего рандеву молодой человек размышлял о сцене, безучастным свидетелем которой ему довелось стать.
– Это странно! – сказал он сам себе. – Я никогда не оставался бесчувственным, слыша крик о помощи, а между тем теперь не испытываю угрызений совести за то, что не помог человеку, предлагавшему так легко такую милую суммочку – двести тысяч экю!..
И Кожоль улыбнулся, прибавив:
– Черт побери! Этот парень, которого зовут Точильщиком, имеет полное право гордиться, что ему повинуются беспрекословно. Иметь подчиненных, отказывающихся от неожиданной добычи в двести тысяч экю, – да это редкость, честное слово!
Граф шел к Новой Калитке, когда в у него родилось неожиданное желание:
– Черт возьми! Хотел бы я познакомиться с этим Точильщиком, который бросает людей в мешок, как будто какой-нибудь картофель.
На описание сцены, при которой присутствовал Пьер, мы потратили, может быть, вдвое больше времени, чем продолжалась сама сцена. Когда граф подошел к воротам в сад, на башне пробило десять часов.