Тайны французской революции - стр. 48

– Что же ты с ним сделал? – спросила Лоретта.

– Я оставил его на месте.

Госпожа Сюрко тотчас же велела перенести раненого в бывшую комнату парфюмера и потом послала за доктором.

В продолжение пяти дней, проведенных в беспамятстве, Ивон Бералек – а это был он – находился под присмотром заботливых сиделок, Лоретты и великана Лебика, который часто восклицал:

– О, несмотря на козырь на его голове он чертовски красивый малый, бледняк-то этот!

Не знаем, думала ли то же самое молодая женщина прежде своего слуги.

Наконец на шестой день, утром, Лебик прибежал к ней и рявкнул веселым голосом:

– Хозяйка, молодчик-то отыскал свой компас: он говорит как особа со здравым рассудком.

– Знает ли он, где лежит? – спросила Лоретта, у которой от этой новости чуть дрогнул голос.

– Да, я ему сказал.

– Он догадывается, что я ходила за ним? – спросила она опять.

– Он мне об этом не сказал ни полслова. Только он суетится, как черт какой.

– Отчего?

– Непременно хочет вас видеть, сейчас же, и поблагодарить.

Лоретта смешалась. Наконец, с легким сердечным волнением, в котором она сама себе не могла дать отчета, грациозная, прелестная женщина направилась к комнате Ивона Бералека.

Объяснив читателю, как Лоретта за три года перед тем потеряла и схоронила своего мужа, мы вернулись к тому месту нашего рассказа, когда очаровательная продавщица приближалась к спальне Ивона Бералека, пришедшего наконец в сознание после долгого беспамятства.

Но если кавалер находился уже пять дней под кровом Лоретты, отчего Пьер Кожоль не проник еще в этот дом, у которого стоял в первый же день поисков, благодаря своей необыкновенной способности отыскивать след человека по малейшей зацепке, – способности, сыскавшей ему у шуанов прозвище Собачьего Носа?

Чтоб объяснить это обстоятельство, нужно вернуться к графу, которого мы оставили у дома под № 20 на улице Мон Блан, где фермер Этьеном остановил свою повозку и высадил раненого и его товарища.

– Но здесь ли это? – размышлял Кожоль. – Может быть, тот, кто нес кавалера, хотел сбить с толку преследователей и потому остановился здесь на время, а потом снес Ивона в другой квартал.

Пока он раздумывал так, глаз его отыскивал вокруг какие-нибудь улики.

– Мне кажется, кровавая драма, закончившаяся у парфюмерной лавочки, должна иметь совершенно необычайную развязку, – продолжал он.

В это время взгляд Пьера остановился на фундаменте парфюмерной лавочки.

– Э-э! – произнес он. – Вот что-то новое!

На этом фундаменте, в двух с половиной футах от земли, он отыскал красное пятнышко.

– Неужели здесь? – спрашивал он себя. – Это пятно доказывает, что спаситель Ивона должен был усадить кавалера и прислонить к стене, чтобы самому в это время отворить дверь. Голова сидящего человека как раз находилась бы на такой высоте.

Взгляд Пьера в следующую секунду упал на порог лавочки, выложенный каменными плитами, на которых засохли две темноватые капельки.

– Да, это здесь, – решил Кожоль. – Ивон, рана которого все еще кровоточила, должен был пройти через ту дверь.

Не колеблясь, граф вошел в магазин, где в это время был один Лебик.

«Ей-богу, – подумал Пьер, увидев его, – вот так парень! Он в состоянии тащить двоих Бералеков».

Великан, осмотрев его с самым бессмысленным видом, спросил:

– Гражданину нужно духов?