Тайны французской революции - стр. 30
«Теперь ночь, – подумал он. – На меня напали почти на рассвете. Судя по всему, я пролежал в беспамятстве по крайней мере сутки, и конечно, я теперь в доме какого-нибудь сострадательного обитателя улицы Сены».
Слабый свет ночника, стоявшего где-то рядом с постелью Ивона, выхватывал из темноты то один, то другой предмет. Кровать, обращенная изголовьем к стене, занимала середину комнаты и делила ее таким образом на две равные половины.
Любопытство подстрекало Бералека оглядеть другую половину, со стороны которой исходил свет, но голова его не выдержала преждевременных усилий, и он опустил ее в изнеможении на подушку.
– О, – прошептал он, – долго не вернется ко мне та сила, которую я выказывал еще в детских играх, катая в тележке моего веселого Кожоля. Что-то он поделывает, дорогой Собачий Нос? Наверно, ищет меня.
Ивон вдруг прервал свои размышления.
Он прислушивался.
До него долетел удививший его звук тихого, мерного дыхания.
«Кто-то ухаживает за мной ночью!..» – подумал он.
Он простонал несколько раз, чтобы привлечь внимание человека, которого он не мог видеть.
Никто не шевельнулся, и дыхание осталось таким же мерным, как и прежде.
– Непременно надо узнать, кто это дышит так близко от меня, – прошептал он.
С тяжелыми усилиями, от которых в голове его застучали молотки, Ивону медленно-медленно удалось обернуться.
Он едва сдержал крик удивления.
При свете ночника, стоявшего на столике, он увидел прелестную женщину, сидевшую на низком кресле у его изголовья.
Она уснула, опершись рукой на край постели, но во время сна тело ее склонялось мало-помалу и голова скатилась на руку.
Эта прелестная головка находилась теперь так близко от Ивона, что ему не стоило бы ни малейшего движения, чтобы запечатлеть поцелуй на этом личике, которое, казалось, подставляло лоб губам молодого человека.
Да, то была действительно прелестная головка! Ее роскошные черные волосы, разметавшись во время сна, густыми прядями рассыпались по плечам, обнажив ослепительной белизны шею. Длинные шелковистые ресницы бросали прозрачную тень на щеки. Легкое дыхание, открывшее Ивону присутствие незнакомки, вырывалось из маленького полуоткрытого ротика, в котором поблескивали ровные белые зубки. В этом очаровательном созданье сливались девическая свежеть и грация женщины.
– Как она хороша! – прошептал кавалер в восторге.
Глядя на нее, заснувшую на краю его постели, он вдруг подумал: «Неужели вместо двадцати четырех часов, проведенных, по моему расчету, в беспамятстве, я болен так давно, что эта молодая женщина успела утомиться после нескольких бессонных ночей и уснула у постели, которую мне уступила… потому что я, должно быть, в ее постели?»
Ивон обвел глазами вторую половину комнаты, которую забыл осмотреть. Он увидел тяжелую дубовую мебель, но его глаз не уловил ни одной из тех бесчисленных безделушек, которые обыкновенно служат доказательством, что здесь живет женщина.
– Нет, – сказал он себе, – это не ее жилище. Меня уложили в комнате, которая, кажется, уже давно необитаема.
Из чувства благодарности, конечно, но отчасти и из эгоистичного желания разбудить свою сиделку, кавалер протянул губы к маленькой ручке, на которой покоилась голова девушки, и поцеловал тонкие розовые пальчики.
Но хорошенькая соня не очнулась.