Тайная жизнь влюбленных (сборник) - стр. 5
Пьер-Ив делал глубокие жадные вдохи, силясь ощутить аромат, а внизу, на улице, гудели такси, пропахшие сигаретным дымом. В первый же вечер, когда он попал в больницу после неудачного падения на площади, населенной сотнями голубей, им овладели воспоминания.
Словно свет, что проникает на чердак сквозь трещину в крыше, превращая пыль в звезды, появлялась она. Не перед самой смертью, как в беспощадных снах, а такая, какой он хотел ее помнить, обнимающая взглядом реку, тихая и очаровательно задумчивая. Теперь он понял, что мог увезти ее в Америку.
Дождевая капля воссоединилась с другой, затем под тяжестью собственного веса стекла по стеклу. Он ничего не сделал, даже когда убили ее родных. Ничего.
Уходя в прошлое, Пьер-Ив знал, что не сможет забрать его в настоящее – в этот дождливый день, в эту палату, но надеялся донести хотя бы до сада, окружающего коттедж, трепещущего летнего сада, выталкивающего в мир ягоды клубники.
По больнице поплыли сумерки, выпустившие тени. Он вспомнил ее рассказы: как дядя учил ездить на велосипеде по ступенькам, как она возила цветы в корзинке, привязанной к рулю… Стояло лето, самое жаркое на их памяти. Они сбежали от угнетающей парижской духоты в маленький коттедж ее бабушки, невысокий, словно выросший из земли. По каменным стенам вился плющ, а в полукилометре от домика безмятежно текла Луара, вспыхивавшая золотой лентой на закате, когда солнце садилось в далекие поля, уставленные стогами сена.
Однажды после обеда они спустились на бархатный луг у реки и постелили одеяло среди полевых цветов. В тот раз она много рассказывала о своем детстве. Вспоминала, что когда была совсем маленькой, верила: если встать в лужу, твое желание исполнится. В тягостные, мрачные послевоенные годы Пьер-Ив всегда помнил об этом и не раскрывал зонт даже в самый сильный дождь, чтобы можно было не прятать слезы, идя домой.
В момент, когда больничная палата погрузилась в глубочайшую темноту, он почувствовал нужду вернуться с луга и вновь пережить ужас ее последних мгновений и сопутствующего онемения. Но когда до его ушей донеслось эхо солдатских сапог, а в глазах защипало от едкой гари, вокруг вдруг повис сладкий аромат. Многострадальная улица Вожирар, изрешеченная в те давние времена пулями, внезапно исчезла, и он почувствовал на плече голову любимой. Они спали в саду за коттеджем, и ее волосы веером разметались по его груди.
Пьер-Ив смотрел, как она дышит, опьяненный тайной и нежностью прикосновения. Небо распухло, и над садом поплыли свинцовые тучи. Он взял ягоду и поднес к ее лицу; она открыла глаза и откусила. Почувствовав сладостное томление, он крепко прижал ее к себе.
Ранним утром, когда цветы вошли в уста урагана и начали увядать, дыхание Пьер-Ива остановилось. Недавно вышедшая замуж медсестра, наблюдавшая за ним с самого рассвета, взяла из массивной желтой вазы ягоду и осторожно положила ему в рот. Муж медсестры в угрюмом офисе с видом на Сену думал в эту минуту о ложбинках в траве, которые остаются от ее локтей, когда она лежит и читает книгу.
Внизу – сколько и наверху
Я сижу на берегу, с трудом помещаясь на бодиборде. Сегодня на пляже полно людей, пляжных полотенец и разноцветных зонтиков. Если бы не прохладный ветер с севера, жара была бы нестерпимой. Я в плавках, сижу на доске из пенополистирола, купленной в магазинчике на стоянке. Жир свисает с моего тела безобразными складками. Надо заняться спортом, и дело даже не в угрожающих размерах живота, а в нагрузке на сердце.