Тайна золотой маски - стр. 9
– А на кого я похожа? На торговку с рынка? Или на шпионку, как подумал тот у ворот? – она кивнула в сторону входа. – Я здесь, потому что вызвали. Не по своей воле.
Он не обиделся, как она ожидала. Вместо этого его глаза вспыхнули, словно он нашёл в её словах что-то интересное.
– Ты злишься, – заметил он, наклонив голову. – Это хорошо. Злость лучше страха. Но скажи, Лайла, дочь Хапи, что ты знаешь о том, для кого рисуешь эту маску?
Вопрос застал её врасплох. Она замялась, вспоминая рассказы отца.
– Сенмут… военачальник, – начала она осторожно. – Победил нубийцев у южных врат. Говорят, он был храбр, как Гор, и верен фараону, как пёс Анубису. Его смерть оплакивали даже враги.
Воин кивнул, но в его взгляде мелькнуло что-то тёмное, почти печальное.
– Да, он был храбр, – сказал он тихо. – Но храбрость не спасла его от стрелы. А верность… она порой стоит дороже золота. Ты думала, почему фараон выбрал тебя для этой работы?
Лайла открыла рот, но слова застряли. Она не знала ответа. Её отец был известен в квартале, но не настолько, чтобы его дочь вызвали ко двору. Она пожала плечами, чувствуя себя глупо.
– Может, потому что мои руки не дрожат, когда я держу резец, – сказала она наконец, и тут же добавила: – Или это просто каприз богов.
Он улыбнулся шире, чем раньше, и в этот момент Лайла заметила, как его лицо смягчилось – словно маска, которую он носил, треснула на миг.
– Каприз богов, говоришь? – переспросил он. – Может быть. А может, кто-то увидел в твоих руках больше, чем ты сама. Расскажи мне о своей семье. Кто научил тебя рисовать такие линии?
Лайла замялась. Его вопросы были слишком личными для случайного разговора, но в его голосе не было угрозы – только искренний интерес, который сбивал её с толку.
– Мой отец, Хапи, – ответила она, глядя ему в глаза. – Он мастер, каких мало. С детства я сидела у его стола, смотрела, как он плавит золото, как режет камень. Он говорил, что руки ювелира – это дар Тота, и я должна беречь его. А мать… она умерла, когда я была ребёнком. Остались только мы с отцом.
Воин кивнул, словно её слова что-то значили для него. Он открыл было рот, чтобы сказать что-то ещё, но вдруг за троном раздался резкий шорох.. Лайла обернулась, сердце подпрыгнуло к горлу. Воин отступил назад, растворяясь в тенях колонны, но его взгляд остался с ней – тёплый и острый, как луч солнца сквозь бурю.
Фараон приближался.
Занавес отдёрнулся с шорохом, словно крылья огромной птицы, и зал наполнился движением. Стражники выпрямились, их копья ударили о пол в едином ритме, отдавая гулкое эхо, что отразилось от звёздного потолка. Придворный поспешно склонился, прижимая свиток к груди, а вестник шагнул вперёд, подняв жезл с лотосом в знак приветствия. Лайла застыла, её дыхание сбилось, а пальцы сжали свёрток так, что ногти впились в ладони. Она не смела поднять глаз, но чувствовала, как воздух в зале стал тяжелее, пропитанный присутствием того, кто был больше, чем человек – живым воплощением Хора на земле.
Фараон Амонхотеп вышел из-за занавеса. Его шаги были неспешными, но уверенными, каждый звук сандалий по алебастровым ступеням отдавался в её груди. Она рискнула взглянуть – украдкой, через опущенные ресницы – и увидела его, но не полностью. Он был высок, выше большинства мужчин, с широкими плечами, обтянутыми белой туникой из тончайшего льна, что струилась, как воды Нила. Поверх неё лежал широкий воротник из золота и лазурита, усыпанный бусинами в форме скарабеев, символов вечной жизни.