Тайна распятия - стр. 8
– Нет, что вы, он же очень дорогой. У меня таких денег никогда не было. В нашем классе…
– Стоп, стоп, об этом в следующий раз, – Борис густо покраснел: быстро он до школьниц опустился.
– А вы мне опять столько денег заплатите? – Вопрос прозвучал так наивно, по-детски, что лицо его полыхнуло огнем.
– Следующего раза не будет, я же сказал: это тестирование моего открытия. Оно закончилось успешно. А тебе торговать своим телом не советую.
– У нас в классе некоторые уже со всеми переспали за просто так.
– Неужели тебе понравилось?
– Нет, нет, что вы.
– Вот видишь, а когда занимаешься сексом с любимым человеком, то испытываешь потрясающие ощущения. Хотя твое воспитание в условия договора не входит. И помни: если о том, что здесь было, станет кому-нибудь известно, у тебя отберут деньги и выставят штраф на пять миллионов, как сказано в договоре, который ты подписала.
– Я никому не скажу, даже маме.
– Маме нельзя говорить в первую очередь, она сразу отберет у тебя деньги. Никому и никогда – повтори!
– Никому и никогда, – послушно повторила Таня.
– Будут спрашивать про руку, скажешь, что упала.
– Хорошо. А деньги я могу тратить?
– До совершеннолетия имеешь право использовать ежегодно до ста тысяч на одежду, учебу, лечение. Дальше твои проблемы, но если договор нарушишь, то долги отработаешь где-нибудь в Африке в публичном доме, скорее всего, там и дни свои закончишь… Нужно зафиксировать руку, – Борис стал делать из шарфа петлю.
– Не подходите ко мне, я закричу! – От охватившего девушку ужаса она затряслась словно в лихорадке.
– Вот дура, набрось шарф на шею, а руку просунь в петлю.
– Можете его кинуть?
– Лови.
– Спасибо. Подождите чуть-чуть, я его красиво сделаю?
А как мне вернуть шарф?
– Считай это подарком.
Таня подскочила к зеркалу и долго крутила его вокруг своей потрясающе красивой шейки.
– Все, заканчивай, у меня времени больше нет. Иди прямо по коридору до лестницы. Внизу охраннику скажешь «номер один». Тебя отвезут домой.
– На такой же крутой тачке?
– Все, все, иди уже!
После душа к нему вернулась способность рассуждать спокойно.
«Запугал я ее прилично, никому ничего она не расскажет. Как хорошо, что маску надел. Она меня даже опознать не сможет.
А про открытия зря ляпнул. Вот уж воистину – язык мой враг мой».
Борис сладко вытянулся на кровати, вновь и вновь вспоминая и переживая накрывший его мощнейший оргазм. Это было, пожалуй, острее всего когда-либо им испытанного.
«Есть все-таки в юности пылкость, и, как ни старайся, с возрастом она быстро подменяется обыденностью. Хотя при чем здесь юность, торкнуло-то меня от ее крика, от запаха и вида крови. Раньше такого со мной не случалось. Я превращаюсь в садиста?»
Борис был убежден, что где-то глубоко в каждом из нас запрятаны все пороки, известные человечеству. У одних они вырываются наружу, у других – под надежным замком. Но каждому человеку все равно время от времени они дают о себе знать в снах или в мыслях. Господь устроил так, что человек постоянно испытывается. Испытатели бессмертны, а за время своего существования накопили громадный опыт, чаще всего изощренный. И в битве с ними выходят победителями лишь люди, сумевшие не поддаться искушению.
«Странно, почему я так завелся, на меня вид крови никогда особо не действовал».
Еще в молодости Борис увидел, как сбитая машиной женщина попыталась подняться, но ее нога переломилась, и, протыкая кожу, вывалилась наружу страшными острыми краями берцовая кость. Кровь из раны хлестала струей. Он единственный из пассажиров остановившегося автобуса не растерялся, набросил на ногу петлю из своего ремня и держал до приезда скорой. Крики, стоны, кого-то обильно тошнило. Врач потом пыталась сунуть ему нашатырь, предлагала сделать укол, но он отказался. В этом не было необходимости. Одного он испугался: это ему будет сниться. Но ни разу не приснилось. Словно сработал какой-то защитный механизм.