Тайна первой заварки - стр. 22

Покупатель вытаращил на меня глаза, Света же посмотрела мельком, всучила ему букет и спровадила до двери.

– Это «Аллегретто» – первая из трех частей «Палладио» Карла Дженкинса. – оборвал меня голос. – Но его приписывают Вагнеру и называют «Танец Смерти». Карл всегда делал музыку для толпы, для публики. Талантливый черт… Слышал Тишину, но пытался разбавить её, сделать понятной каждому. Чтобы её услышал человек, который не умеет слушать. И вот что бывает, когда истина попадает в руки толпы – с неё срывают и переписывают имя, забывают автора, искажают суть. Делают из классики драм-н-бейс… Поэтому я не вижу в произошедшем ничего странного. Да и Карл знал, на что шел, хоть это и не делает ему чести. Тишину он всегда слышал через раз, а в последние годы все реже и реже – она не любит, когда её разбавляют.

Я правда не знала, что на это ответить.

– Вылет через два дня, из аэропорта Курумоч, в три пятнадцать по времени Москвы. Билет я забронирую сегодня, с собой возьмите паспорт – билет распечатаете на месте.

– То есть, я угадала? Вы меня берете..?

– Кольцо не забудьте. – и в трубке запели короткие гудки.

Музыка прервалась. Такса лежала на асфальте, высунув язык на бок, но в сознании, хозяйка гладила её по мохнатому боку. Колли как ни в чем не бывало бежала к хозяину, иногда дергая головой, словно в уши попала вода. Писки и визги из парка и города прекратились, собаки приходили в себя.

В ушах звенит от ужаса. А еще я понимаю, что теперь повернуть назад уже не выйдет.

Дверь сзади скрипнула.

– Эль, ты чего? На тебе лица нет.

Я сделала глубокий вдох. Ноги задрожали – стоять я больше не могла и медленно съехала по стенке на пол. Кружится голова, в висках стучит.

– Не знаю, что это было, Свет, но я еду в Америку…

***

Жизнь – бесконечная песня. Очень сложно выделить одну ноту, а на основе её понять, какой был припев – почти невозможно. Чтобы объяснить, как я оказалась в душе маленького американского хостела, пришлось рассказать аж три истории.

И уже пошел следующий куплет. Пора бежать, ведь почти десять утра, а пол одиннадцатого я обещала быть в парке напротив лаборатории Building 88. Мне очень страшно, но не пойти я не могу, и даже опоздать никак нельзя.

Сушиться, одеваться и идти на американскую кухню варить российский кофе, который прикидывается турецким…

Что для одного хорошо, для другого – смерть.

Когда я ездил по работе в Китай лично отбирать чай для поставок в Россию, своими глазами видел, как китайские рабочие смолят папиросы во время сушки и обработки чайных листьев. Всегда они их смолят! Когда руками осторожно отрывают совсем нежные листочки с верхушки чайного куста, чтобы потом пустить их на Чан Ми – «Ресницы красавицы», самый тонкий и нежный чай. Когда ловко и быстро срывают обычные листья – толстые, сочные, грубые, для самого обычного пуэра, который потом продается на базарах в Казани по тысяче рублей за блин.

Если в тонком нежном аромате чая, сравнивать который с магазинной трухой – все равно что ставить в один ряд халву и чернозем, вдруг проскальзывают нотки табака, мне хочется блевать.

А потом меня еще спрашивают, зачем чай промывать перед заваркой…

Терпеть не могу пепел, как и запах сигарет.

Это отлично понимал полицейский, который сидел напротив и смолил сигарету. Не потому, что хотел курить – просто его забавляло мое выражение лица и то, как я заходился в кашле всякий раз при попытке заговорить. Я как-то дышал, хотя воздух от дыма стал настолько плотный, что казалось – его можно резать ножом.