Тайна леди Одли - стр. 44
Отсутствующий взгляд Роберта не ускользнул от внимания леди Одли.
– Вас что-то беспокоит? – спросила она.
– Не что-то, а кто-то: Джордж Толбойз.
Миледи зябко пожала плечами:
– Честное слово, всякий раз, когда вы упоминаете об этом джентльмене, мне становится не по себе. Можно подумать, с ним и вправду случилось нечто чрезвычайное.
– Не дай Бог! Но когда я думаю о нем… тоска заполняет мне душу до самых тайных ее уголков!
Так за разговорами прошел вечер, а когда стало еще темней, сэр Майкл снова попросил леди Одли поиграть им на рояле. Роберт Одли хотел было сесть с нею рядом и помочь ей, переворачивая нотные листы, но миледи играла по памяти, и галантность молодого джентльмена осталась невостребованной.
Он принес два зажженных канделябра и расставил их так, как было удобно восхитительной музыкантше. Миледи ударила по клавишам, и комнату наполнили звуки печальной бетховенской сонаты. Странный характер был у этой женщины: веселая, живая и жизнерадостная, она любила совсем иные мелодии – тоскливые, унылые, меланхоличные.
Роберт Одли, прислонившись к роялю, разглядывал ее пальчики. На этом сверкает рубиновое сердечко, на другом – изумрудная змейка, на тех – бриллианты. Затем взгляд его скользнул по ее округлым запястьям, и его внимание привлек широкий плоский золотой браслет, надетый на правую руку. Во время быстрого пассажа он чуть сдвинулся, и миледи прервала игру, чтобы поправить украшение, но еще до того, как она сделала это, Роберт Одли заметил, что браслет скрывал синяк, выступивший на нежной коже.
– Вы, кажется, повредили руку, миледи, – сказал Роберт.
Женщина торопливо поправила браслет.
– Повредила? Ну, это уж слишком сильно сказано! Просто у меня такая кожа, что синяки появляются на ней от малейшего прикосновения.
Она продолжила игру, но сэр Майкл, встревоженный, поднялся из кресла и, пройдя через всю комнату, подошел к жене.
– В чем дело, Люси? – спросил он. – Как это случилось?
– Господи, ну какие же вы оба глупые! – засмеялась леди Одли. – Устраиваете шум из-за пустяка! Понимаете, я ужасно рассеянная, и несколько дней назад, играя лентой, я обвязала ею руку так туго, что, когда я дернула ленту, здесь, на запястье, остался синяк.
«Миледи – сущее дитя, – подумал Роберт Одли. – Выдумывает всякие истории, нимало не заботясь о правдоподобии. Кожа только-только начала менять цвет, значит, синяк появился не несколько дней назад, а намного раньше».
Сэр Майкл приподнял могучей рукой тонкое запястье.
– Ну-ка поднеси свечи, Роберт, – попросил он.
Нет, здесь был не один синяк, а четыре слабые красные отметины, какие могли оставить четыре пальца сильной руки, которая слишком грубо дотронулась до изящного запястья. Впрочем, узкая лента, затянутая слишком туго, тоже могла оставить подобный след, и миледи продолжала настаивать на своем, пеняя на собственную рассеянность.
Но Роберт заметил: поперек одной из слабых отметин пролегло чуть более темное пятно – тоже красное, – и было похоже, что на один из тех сильных пальцев, что так безжалостно погрузились в нежную плоть, было надето кольцо.
«Миледи лжет, – подумал Роберт. – Не верю я в историю с лентой».
Он пожелал родственникам доброй ночи и простился с ними в половине одиннадцатого вечера.
– Я уеду отсюда первым же утренним поездом, – сказал он в дверях. – Если Джорджа нет на Фигтри-Корт, поеду в Саутгемптон, а если его нет и там…