Татьяна и Александр - стр. 27
Он ощущал обособленность от себя самого, от Морозова – от госпиталя, от своей жизни, – и эта отстраненность странным образом его успокаивала. Он замерз. Это вернуло его в стесненное, страждущее тело. Он предпочел бы что-нибудь другое. Рана на спине болела немилосердно. Он стиснул зубы и постарался отогнать мрак.
Гарольд и Джейн Баррингтон, 1933 год
Гитлер стал канцлером Германии. Президент фон Гинденбург ушел с поста. Александр чувствовал в воздухе что-то необъяснимое и зловещее, не имеющее названия. Он давно уже перестал надеяться на нормальное питание, на новые ботинки, теплое зимнее пальто. Однако летом пальто ему не было нужно. Баррингтоны проводили лето на даче в Красной Поляне, и это было хорошо. Они снимали две комнаты у литовской вдовы, живущей с пьяницей-сыном.
Однажды днем после пикника с крутыми яйцами, помидорами, болонской колбасой и водкой для его мамы («Мама, с каких пор ты пьешь водку?») Александр лежал в гамаке с книгой, когда услышал чьи-то голоса в лесу у себя за спиной. Нехотя повернув голову, он увидел мать с отцом. Они стояли на прогалине у озера, бросая камешки в воду и негромко разговаривая. Александр не привык к спокойному общению родителей, они вечно волновались и ссорились. В обычной ситуации он вернулся бы к книге. Но эта негромкая беседа, эта задушевность – он не знал, как это понимать. Гарольд забрал камешки из руки Джейн и привлек ее к себе, обняв одной рукой за талию, а другой взяв ее за руку. Потом он поцеловал ее, и они начали танцевать. Они медленно вальсировали по полянке, и Александр услышал, как отец поет – поет!
Они продолжали вальсировать, кружились в супружеском объятии. Александр смотрел на отца и мать, которые никогда прежде не представали перед ним в таком виде и никогда больше не предстанут. Его переполняло счастье и желание, которое он был не в состоянии ни определить, ни выразить.
Оторвавшись друг от друга, они с улыбкой взглянули на него.
Он несмело улыбнулся в ответ, смутившись, не в силах отвести взгляд. Они подошли к гамаку. Отец продолжал обнимать маму за талию.
– Сегодня у нас годовщина, Александр.
– Твой отец спел мне нашу свадебную песню. Мы танцевали под эту песню в тот день, когда поженились тридцать один год назад. Мне было девятнадцать. – Джейн улыбнулась Гарольду. – Останешься в гамаке, сынок? Еще почитаешь?
– Я никуда не иду.
– Хорошо, – сказал Гарольд и, взяв Джейн за руку, пошел с ней к дому.
Александр вернулся к книге, но после часа переворачивания страниц не мог вспомнить ни единого слова из недавно прочитанного.
Зима наступила слишком быстро. И в зимнее время по четвергам после ужина Гарольд брал Александра за руку и вел по Арбату, где собирались музыканты, писатели, поэты и певцы, а пожилые дамы продавали безделушки царских времен. Неподалеку от Арбата в небольшой прокуренной двухкомнатной квартире с восьми до десяти часов вечера собиралась группа иностранных и советских граждан, все ярые коммунисты, чтобы выпить, покурить и обсудить, как успешно продвигать коммунизм в Советском Союзе, как ускорить создание бесклассового общества, – общества, не нуждающегося в государстве, полиции и армии, потому что устранены все основания для конфликта.
– Маркс говорил, что единственный конфликт – это экономический конфликт между классами. Когда он будет устранен, то отпадет необходимость в полиции. Граждане, чего мы ждем? Это продлится дольше, чем мы ожидали? – Это были слова Гарольда.