Татьяна и Александр - стр. 18
– Считайте, что он лев. Спит двадцать часов в сутки, а ночью просыпается, чтобы отправиться на охоту.
– Видимо, ты поправляешься, – улыбнулся Эдвард. – Уже шутишь.
Татьяна печально улыбнулась в ответ. Доктор Ладлоу был худощавым привлекательным мужчиной с плавными движениями. У него были внимательные глаза. Он не повышал голоса, не размахивал руками. Его глаза, его речь, все его движения успокаивали. Он обладал прекрасным врачебным тактом, что является обязательным атрибутом хорошего врача. Татьяна считала, что ему лет тридцать пять. Он держался очень прямо – вероятно, в прошлом был военным. Она чувствовала, что может доверять ему.
Когда месяц назад Татьяна прибыла в порт Нью-Йорка, доктор Ладлоу принимал у нее роды, и она разрешилась сыном. Теперь он каждый день проведывал ее, хотя Бренда говорила, что обычно он работал на острове Эллис пару дней в неделю.
Взглянув на свои наручные часы, Эдвард сказал:
– Время идет к ланчу. Почему бы нам не прогуляться, если не возражаешь, и не перекусить в кафетерии? Надень халат, и пойдем.
– Нет-нет. – Ей не нравилось выходить из палаты. – А как же туберкулезная палочка?
Он отмахнулся от нее:
– Надень маску и выходи в коридор.
Она неохотно вышла. Во время ланча они сидели за одним из узких прямоугольных столов, стоящих по периметру большого зала с высокими окнами.
– Не слишком большая порция, – заметил Эдвард, глядя на свою тарелку. – Вот, возьми у меня немного говядины.
Он отрезал половину куска говядины с соусом и положил ей на тарелку.
– Спасибо, но посмотрите, сколько у меня еды, – сказала Татьяна. – У меня есть белый хлеб, есть маргарин. У меня есть картофель, рис и кукуруза. Так много еды…
Она сидит в темной комнате, и перед ней – тарелка с куском черного хлеба размером с колоду карт. В хлебе есть опилки и картон. Она берет нож с вилкой и медленно разрезает кусок на четыре части. Она съедает один кусочек, тщательно жует, с трудом проталкивая хлеб в пересохшую глотку, потом другой и, наконец, последний. Она особенно тянет с последним кусочком, так как знает, что до следующего утра другой еды не будет. Ей хочется быть сильной и оставить половину хлеба до ужина, но не получается. Подняв глаза от своей тарелки, она видит свою сестру Дашу. Ее тарелка давно пуста.
– Хорошо бы, приехал Александр, – говорит Даша. – У него может быть еда для нас.
«Хорошо бы, приехал Александр», – думает Татьяна.
Она вздрогнула, одна картофелина упала на пол. Наклонившись, Татьяна подняла ее, сдула пыль и съела, не говоря ни слова.
Эдвард уставился на нее, не донеся до рта вилку с куском говядины.
– Здесь есть сахар, и чай, и кофе, и сгущенное молоко, – дрожащим голосом продолжила Татьяна. – Есть яблоки и апельсины.
– Но зато почти нет курятины и говядины, очень мало молока и совсем нет сливочного масла, – возразил Эдвард. – Раненым нужно масло. Знаешь, они быстрее поправляются, если едят масло.
– Может быть, им не хочется быстрее поправляться. Может, им здесь нравится. – Татьяна, заметив, что Эдвард снова ее изучает, о чем-то задумалась. – Эдвард, вы говорите, у вас есть молоко?
– Немного, но да, натуральное молоко, не сгущенное.
– Принесите мне большой бак молока и деревянную ложку с длинной ручкой. Литров десять молока или двадцать. Чем больше, тем лучше. Завтра у нас будет масло.