Татьяна и Александр - стр. 14
Покрывала на их кроватях, как и обивка диванов, были темными, шторы – темно-коричневыми, дровяная печь на кухне – черной, а три кухонных шкафа – из темного дерева. В соседних комнатах, выходящих в темный, плохо освещенный коридор, жили три брата из Грузии, что на побережье Черного моря. Все с курчавыми темными волосами, смуглой кожей и темными глазами. Они сразу же приняли Александра в свою компанию, пусть у него была светлая кожа и прямые волосы. Они звали его Сашей, своим маленьким мальчиком и заставляли есть жидкий йогурт, называемый кефиром, который Александр возненавидел до отвращения.
Он обнаружил, к своему несчастью, что многие русские кушанья вызывают у него отвращение. Он совершенно не выносил еды, приправленной луком и уксусом.
Бóльшая часть русских блюд, поставленных перед ним другими дружелюбными жильцами общежития, была щедро приправлена луком и уксусом.
За исключением русскоговорящих братьев-грузин, другие обитатели их этажа почти не говорили по-русски. На втором этаже гостиницы «Держава» жили тридцать других постояльцев, приехавших в Советский Союз в основном по тем же причинам, что и Баррингтоны. Там жила семья коммунистов из Италии, которых выгнали из Рима в конце двадцатых, а в Советском Союзе приняли как своих. Гарольд с Александром считали это благородным поступком.
Жили там семья из Бельгии и две семьи из Англии. Британские семьи нравились Александру больше всего, потому что они говорили на языке, напоминающем тот английский, который он знал. Однако Гарольду не нравилось, что Александр продолжает говорить по-английски, не очень нравились ему и сами британские семьи, как и итальянцы, и вообще никто с их этажа ему особо не нравился. При каждом удобном случае Гарольд пытался отговорить Александра от общения с сестрами Тарантелла или с Саймоном Лоуэллом, пареньком из Ливерпуля в Англии. Гарольд Баррингтон хотел, чтобы его сын подружился с советскими девочками и мальчиками. Он хотел, чтобы Александр погрузился в московскую среду и освоил русский язык, и Александр, желая порадовать отца, слушался его.
Гарольд без особого труда нашел в Москве работу. Когда он жил в Америке, ему не было нужды работать, но он попробовал себя во многих областях и, не будучи профессионалом, делал многое хорошо и быстро обучался. В Москве власти направили его в типографию «Правды», советской газеты, где он по десять часов в день работал на ротаторе. Каждый вечер он приходил домой с руками, заляпанными темно-синей, почти черной, типографской краской. Эта краска никак не отмывалась.
Он мог также стать кровельщиком, но в Москве не было обширного нового строительства. «Еще нет, – говорил Гарольд, – но очень, очень скоро будет».
Мать Александра следовала примеру отца: она все сносила, за исключением убожества удобств. Александр дразнил ее:
– Папа, ты одобряешь то, как мама избавляется от запаха пролетариата? Мама, папа не одобряет, хватит убираться.
Но Джейн все равно целый час оттирала общую ванну, перед тем как залезть в нее. Каждый день после работы она драила туалет, после чего готовила обед. Александр с отцом дожидались еды.
– Александр, надеюсь, ты моешь руки после туалета…
– Мама, я не ребенок, – отвечал Александр. – Я не забываю мыть руки. – Он втягивал воздух носом. – О-о, вода коммунизма. Такая едкая, такая холодная, такая…