Татуировщик из Освенцима - стр. 12
На следующее утро он не может встать. Он весь горит.
Только через семь дней Лале приходит в сознание. Кто-то осторожно льет воду ему в рот. Он чувствует на лбу влажную тряпку.
– Вот так, мальчик, – произносит голос. – Не волнуйся.
Лале открывает глаза и видит незнакомого мужчину старше себя, который ласково заглядывает ему в лицо. Он приподнимается на локтях, и незнакомец помогает ему сесть. Лале в замешательстве оглядывается по сторонам. Какое сегодня число? Где он?
– Свежий воздух тебе не повредит, – говорит мужчина, придерживая Лале за локоть.
Ему помогают выйти в безоблачный день, словно созданный для радости, и он вздрагивает, припоминая последний такой же день. Все кружится у него перед глазами, и он спотыкается. Поддерживая его, незнакомец подводит Лале к ближайшему штабелю досок.
Закатав рукав Лале, он указывает на вытатуированный номер.
– Меня зовут Пепан. Я татуировщик. Что скажешь о моей работе?
– Татуировщик? – переспрашивает Лале. – Хочешь сказать, это сделал ты?
– У меня не было выбора, – пожимает плечами Пепан, глядя прямо в глаза Лале.
– Не этот номер выбрал бы я себе в качестве первой татуировки, – качает головой Лале.
– А что бы ты предпочел? – спрашивает Пепан, и Лале застенчиво улыбается. – Как ее зовут?
– Мою девушку? Не знаю. Мы пока не встретились.
Пепан фыркает. Двое дружелюбно молчат. Лале проводит пальцем по цифрам на руке.
– Что у тебя за акцент? – спрашивает Лале.
– Я француз.
– А что со мной было? – наконец спрашивает Лале.
– Сыпной тиф. Ты едва не умер.
Лале вздрагивает:
– Тогда почему я сижу здесь с тобой?
– Я проходил мимо твоего барака как раз в тот момент, когда тебя швырнули на тележку с мертвецами и умирающими. Какой-то парень умолял эсэсовца оставить тебя, обещая за тобой ухаживать. Когда они вошли в следующий барак, он скинул тебя с тележки и поволок в свой барак. Я подошел и помог ему.
– Давно это было?
– Семь или восемь дней назад. Соседи по бараку ухаживали за тобой по вечерам и ночью. А я был с тобой днем, когда получалось. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Не знаю даже, что сказать, как тебя благодарить.
– Благодари того человека, который столкнул тебя с тележки. Именно его смелость вырвала тебя из лап смерти.
– Поблагодарю, когда узнаю, кто это. А ты не знаешь?
– Нет. Прости. Мы не познакомились.
На несколько мгновений Лале закрывает глаза, подставляя лицо солнечному теплу и впитывая из него энергию, волю, желание жить. Он распрямляет поникшие плечи, и к нему возвращается решимость. Он все-таки жив. Поднявшись на трясущихся ногах, он потягивается, стараясь вдохнуть новую жизнь в хилое тело, нуждающееся в отдыхе, питании и питье.
– Садись, ты еще слишком слаб.
Соглашаясь с очевидным, Лале так и делает. Только теперь спина его прямее, голос тверже. Он улыбается Пепану. Старина Лале вернулся и жаждет информации почти так же сильно, как еды.
– Вижу, ты носишь красную звезду.
– Ах да. В Париже я преподавал в университете и был слишком открытым, на свою беду.
– Что ты преподавал?
– Экономику.
– И, будучи преподавателем экономики, ты попал сюда? Каким образом?
– Понимаешь, Лале, человек, читающий лекции о налогообложении и процентной ставке, поневоле вовлекается в политику страны. Политика поможет тебе понять мир, а в какой-то момент ты перестаешь его понимать, и потом из-за политики тебя бросают в лагерь военнопленных. Как из-за политики, так и из-за религии.