Таракан из Руанды - стр. 5

Кумушки в деревне судачили, что Одетта Каремера вытянула счастливый лотерейный билет, заполучив муженька, который никогда и голоса на нее не повысит, не то что руку не поднимет. Не пьяница, не бездельник – образованный, уважаемый человек из богатой семьи. Даром, что тутси. Так и она сама того же проклятого роду-племени, хоть и в паспорте записана как хуту, – но людей-то не провести, глаз наметан…

Оливия зажмуривается, стремясь заглушить чужие голоса в своей голове. Злые, назойливые, они кружат несмолкаемым роем и жалят. Нет, не сегодня. Не сейчас, когда тени ночного кошмара еще стоят перед глазами. Когда нужно собрать все силы и прожить еще один день с бессмысленной зубрежкой неправильных глаголов, химических формул и шепотками за спиной. Не сейчас. Пожалуйста. Она делает глубокий вдох и медленно открывает глаза. Завтрак почти закончен, девочки стайками выпархивают из обеденного зала.

– Оливия, не задерживайся, – поторапливает Лагранж, заметив, как Оливия машинально водит ложкой по тарелке с остывшей овсянкой. – Мадам Буаселье ждет.

В приемной директрисы уже сидит Виктория, хмурая и нахохленная, как сыч. Заметив Оливию, она бросает на нее уничижительный взгляд и отворачивается к окну. Из кабинета, всхлипывая, выходит Лаура. Впрочем, едва тяжелая дверь закрывается за ее спиной, она достает зеркальце и смахивает вмиг высохшие слезы. Настоящая актриса, к тому же редкая красавица, отстраненно думает Оливия. Она провожает взглядом Викторию, которая со скорбной миной входит в директорский кабинет. Аудиенция занимает не больше десяти минут. На лице Виктории проступают красные пятна. Не удостаивая Оливию взглядом, она забирает школьную сумку и выходит в коридор, упрямо сжав тонкие губы.

Теперь ее очередь. Оливия, вздохнув, тихо стучит в дверь и входит.

– Мадам Буаселье, – робко произносит она и осекается: кресло за массивным рабочим столом, на котором всегда царит строгий порядок, пустует. Директриса стоит у окна, задумчиво глядя на осенний парк. Хотя смотреть особенно не на что: низкое серое небо, мелкий косой дождь, голые ветви деревьев.

– Да, Оливия, проходи. Любишь сладкое? – Мадам Буаселье усаживается не в директорское кресло, а на маленький диванчик, рядом с которым стоит кофейный столик. – Нет? А я вот, признаться, не представляю утро без чашки крепкого кофе с конфетой. Врач запрещает мне сладкое. Но как удержаться? Без маленьких радостей жизнь становится совсем пресной.

Оливия потрясенно молчит. Сидя на «скамейке обреченных» в приемной, она настраивалась на совсем другой разговор. В круглом аквариуме на директорском столе вальяжно шевелит вуалевым хвостом пучеглазая золотая рыбка. В ее крошечном подводном мире есть даже собственный за́мок с обломком сторожевой башни, но и там не укрыться от взыскательного директорского взгляда.

– Скажи, о чем ты задумалась сегодня за завтраком?

– Мадам?

– На твоем лице промелькнула счастливая улыбка. О чем ты задумалась?

– Так, ни о чем. Просто вспомнилось что-то из детства…

– Виктория сказала, ночью ты снова кричала во сне.

Оливия отводит взгляд. Золотая рыбка взирает на нее с нескрываемым осуждением.

– Тебя мучают кошмары? Или снова вернулись головные боли? – допытывается мадам Буаселье.

– Нет-нет, – поспешно перебивает Оливия, словно опасаясь, что разговор может вызвать приступ мигрени, как древнего злого духа. – Голова не болит.