Танк Таранович, или Влюблен на всю голову - стр. 18
Кажется, я вот-вот откажусь от затеи со сломанной рукой. Совесть, что ли, еще есть? Скорее всего есть, правда, совсем немного. Сомнения насчет правильности одолевали меня ровно до тех пор, пока я не попал в очередной кабинет. Уже поздно метаться обратно, стольких людей попросил подыграть за бабки, которых, кстати, не хватило. А если сейчас дам заднюю — это вообще несерьезно. Да и, смотря на огромную махину, сооружающую мне «гипс», страшно давать заднюю. Василиса побила, этот, того и гляди, добьет.
— Только вы тоже документы ей не показывайте, она ж явно поймет, что к чему, если посмотрит. Она же врач.
— Лично я ей показывать вообще ничего не буду.
— И это… у вас тут точно не будет проблем из-за этого? — указываю взглядом на «загипсованную» руку.
— В истории болезни и ни в каких других документах этого указано не будет. В отделение вас кладут с реально существующим сотрясением головного мозга. Вы сами-то не спалитесь перед этой бабой.
— Девушкой.
— Да мне по барабану. Если завтра до двенадцати утра остальной части денег не будет, ваша не баба…
— Все будет, еще и сверху, — перебиваю громилу. — И вам, и всем неравнодушным, желающим помочь.
— Увидим. Палаты отдельной нет, только трехместная, но там один дед лежит. Завтра виповская освободится к двенадцати дня, может и раньше, как раз деньги привезете.
— Договорились.
Энтузиазм малость поубавился, когда я все-таки попал в палату милипиздрических размеров. Душно и воняет отнюдь не духами. Одно радует — Василиска с обеспокоенным лицом.
— Василисушка, иди сюда, — хлопаю по кровати. — Не стой в дверях.
— Я в уличной одежде.
— Садись давай, — несмело, но она все же проходит в палату, оглядываясь по сторонам. — Он спит, не боись.
— Я не знаю, что сказать. Не люблю извиняться, — пожимает плечами, после затяжной паузы, во время которой неотрывно смотрела на мою руку. — О чем вы сейчас думаете?
— Жалею, а не думаю.
— О том, что встретили меня? — выдает Василиса, не скрывая усмешки в голосе.
— О том, что не ценил время, когда у меня не болела шея, поясница и колени.
— Ясно. Ну простите, вы знаете, что я неспециально. А вообще вы сами малость виноваты.
— Да, виноват малость, — соглашаюсь, пристально всматриваясь в губы Василиски. — Мы ж вроде на «ты» были. Кое-кто мне даже средний палец продемонстрировал.
Ей очень неловко. И она совершенно точно не знает куда себя деть, от чего начинает кусать губу. Не так, как это делают девки, дабы соблазнить. Она реально жрет из-за нервов свою губу.
— Ну чего ты такая красивая?
— Это косметика, Петр Васильевич. Без нее я страшненькая.
— Ты странненькая, это факт, но меня все устраивает. Так даже интереснее.
— Мне пора, здесь в такой час нельзя находиться, — шепотом произносит она и тут же встает с кровати. Я же, не мешкая, хватаю Василису за руку.
— Нет. Посиди со мной еще несколько минут. Тебя никто не выгонит, я отблагодарил медперсонал, — тяну ее за руку и усаживаю обратно на кровать.
Смотрю на нее и сожрать охота. Действует на меня как анестезия, ей-Богу, башка сейчас и вправду не болит.
— Скажи мне что-нибудь, Васенька.
— Что?
— Что хочешь.
— Я писать хочу.
— Зараза, ты Васька.
— Какая есть. Руку отпустите?
— Пока, нет, — довольно протянул я. Может, мне реально вкололи что-то запрещенное, иначе я не знаю, как объяснить тот факт, что хочется завалить Василиску на эту узенькую кровать при незнакомом храпящем у окна пердуне.