Там кедры врезаются в небо - стр. 16
– Живой? – спросил подъехавший Саня.
– Вроде как, – протянул Лёха, тяжело поднимаясь с земли.
– Вот Гоха чёрт! Просил же дать тебе спокойного коня!
– Тут в Мензе, видно, все такие шутники…
Санька подъехал к вставшему в переулке у зеленой травы Сивке, прямо с коня схватил его за узду и вернулся Лёшке, затем произнес:
– Держи крепче, я седло поправлю.
Слез с коня и, ослабив ремни, вернул съехавшую под брюхо сидушку на место и с силой затянул подпруги.
– Может, лучше поменять этого жеребца на мерина или кобылу? – спросил Лёша.
– Ну, пойдем узнаем у Гохи, может, и поменяет.
Взяв за повод коней, они вернулись на конюшню. Гоха напряженно улыбался, еле сдерживая смех, он, конечно же, наблюдал за ними через щель в заборе.
– Ты каво дал ему жеребца-то, ещё и молодого? – спросил Саня.
– Так ты ж сам сказал, генералу – генеральского! Чё ж он, на мерине-то будет плестись?
– Каво?.. Я сказал, городскому – спокойного! – громко проорал Сашка.
– Так я слышу-то, паря, хреново, надо было сразу так и голосить!
Сменив коня, студенты перевезли продукты в дом дядьки и стали укладывать их вместе с вещами в сумы. Затем Лёшка пристрелял свою тозовку, чуть сместив на ней мушку, после этого насёк её керном, на всякий случай ещё и запаял сверху паяльником, попросив его у Толика, чтоб точно не сдвинулась.
В суете сборов день пролетел незаметно. Ещё раз, пробежав по спискам – всё ли они закупили и сделали, студенты с чувством выполненного долга улеглись спать. У закрывшего глаза Алексея поплыла картинка с хитро улыбающимся лицом Гохи, мелькающими перед лицом копытами Сивки, он так и заснул с тревожной гримасой на лице. Утром их разбудил дядя Толик, распахнув настежь двери летней кухни, он громко прокричал:
– Эй, охотники! В это время уже на белковьё выходить надо, а вы всё храпите! Так спать будете – ничего и не добудете!
– Встаем, встаем! Ты нам будильник дай с собой, – потирая глаза, ответил Саня.
– А где его взять-то? Там, паря, печку топить надо, так что будет вам там холодный будильник.
Заседлав коней и накинув сумы, они уложили продукты и вещи, приторочили к сёдлам топоры, мешки с овсом, канистру с керосином и верёвки, затем отвязали собак и расселись по коням. На этот раз Лёшка не сплоховал и сел как положено, однако его старый мерин, на которого поменяли серого жеребца, постоянно отставал, и Саня, сломав прут, протянул его Лёхе.
– Во тебе, начнёт дурака валять, так по ляжкам ему, да с оттяжечкой!
– Понял!
Прописанное лекарство подействовало моментально, и мерин стал иногда даже переходить на рысь. До полудня ехали с хорошей скоростью, без остановок. После полудня старый кобель дяди Толика стронул с лёжек и погнал изюбрей в сторону границы с Монголией, вверх по реке Менза, и, чтобы его не потерять, решили подождать, а заодно сварить чаю и перекусить. На небольшой лужайке развьючили и распрягли коней. Собака вернулась часа через два, вся мокрая, с сосульками на боках и обиженная на хозяина, который не пошел за ней.
– В воде держал изюбрей! – уверенно сказал дядька.
– Да, если б не заезд, можно было б мяска-то добыть, – с сожалением пробурчал Саня.
Завьючив коней, тронулись дальше. Дорогой собаки загнали две белки, которых пришлось добыть, чтоб не отбить азарт у щенков. Шкурки оказались ещё невыходными, но Толик сделал вывод, что ещё дня три-четыре и станут нормальными.