Там, где мы есть. Записки вечного еврея - стр. 29

Но вот решение принято, и следующей проблемой была работа. Непосредственно перед подачей заявления в ОВИР (Отдел Виз и Регистраций) на получение выездной визы, заявитель должен был уволиться с работы, т. к. на следующий день эта информация будет известна в отделе кадров со всеми вытекающими последствиями. Если человек не увольнялся, он подвергался остракизму и публичному осуждению. Получение такой визы могло занять месяцы, если не годы, и вопрос заключался в том, на какие средства отъезжающий мог жить все это время. Поэтому поиск временной работы представлял серьезную проблему. Если будущий эмигрант был удачлив, он находил работу сторожа или кочегара в котельной, т. е. там, где никому нет дела, кто ты и куда ты вознамерился уехать.

История, которую я расскажу, была типична для отъезжающих из Советского Союза в семидесятые – восьмидесятые годы. Мои друзья, Гриша и Валя, семейная пара, – они же были моими коллегами по работе в институте, – собрались уезжать. Сейчас мы живем в получасе езды друг от друга и когда встречаемся, иногда вспоминаем то пресловутое профсоюзное собрание.

На дворе был 1981-й. Начну с того, что с момента, когда Григорий подал документы на выезд в ОВИР, неприятности у него и Валентины начались буквально на следующий день. ОВИР информировал местное отделение КГБ, которое, в свою очередь, послало уведомление в институт об политической неблагонадежности двух сотрудников и их намерении выехать. Как только спецотдел института (фактически, филиал КГБ) получил это уведомление, об этом узнали все и в других отделах. И сразу как будто прозрачная стена выросла между этой парой и сотрудниками – стена страха, негодования и скрытой зависти. Реакция коллег на их отъезд была различной, ее невозможно было предугадать. Можно ли было ожидать от члена парткома института реакции сочувствия и понимания того, через какие моральные испытания они сейчас проходят? Представить такое было невозможно, но именно он подошел к ним, естественно не как член парткома, и сказал пару человеческих слов. Таких, как этот член парткома, было немного, но они были. Свои чувства по отношению к Григорию и Валентине они выражали скрытно, опасаясь навлечь на себя проблемы. Другие, среди которых были и бывшие друзья, не скрывали своей враждебности к «предателям».

Чувствовалось, что руководство института в растерянности: еще бы, один из ведущих его сотрудников вознамерился уезжать в Израиль! Они должны были как-то реагировать на это происшествие, но не придумали ничего другого, как перевести обоих в другой отдел, где работал и я. Всем было понятно, что долго это продолжаться не будет, и оба они должны будут уйти из института.

Для начала руководство устроило профсоюзное собрание, на котором состоялось лишение их звания… «ударник коммунистического труда»! Сейчас эти мероприятия воспринимаются чуть ли не со смехом, а тогда это был настоящий суд инквизиции. Начальник отдела выступил первым, он обвинил семейную пару в предательстве родины и заключил свою гневную речь, сказав, что они не заслуживают высокого звания «ударник коммунистического труда». Партийные и профсоюзные начальники тоже обличали предателей. Затем приступили к голосованию. Никому из сотрудников не нужны были проблемы, и все проголосовали за исключение. По иронии, через пятнадцать лет, когда я намерился сделать тот же шаг, что и Гриша с Валей, те же люди, которые обвиняли их ранее, устроили застолье с моими проводами. Но это была уже другая страна, другая эпоха. Ничего в умах людей не может считаться раз и навсегда заданным, приходит время, когда многое может повернуться на 180 градусов.