Такая долгая жизнь. Записки скульптора - стр. 33

Это был старый адвокат. Ему было больше восьмидесяти лет. Жил он один в большой коммунальной квартире, был почти слепым, но каждый день с палочкой ходил в соседний сквер посидеть на скамейке, посмотреть на проходящих мимо девочек и, по его словам, «завести глазной роман».

Я взял с собой магнитофон и попросил его рассказать все, что он помнит об отце. Он подробно рассказал, как они в гимназии бегали на свидание к девочкам, как в университете были влюблены в одну и ту же студентку. Все мои попытки узнать какие-нибудь подробности из «героической» биографии моего отца остались бесплодными. На магнитофонной пленке оказались записанными имена нескольких девиц и их подробные адреса.

После Толстикова первым секретарем обкома партии стал Романов. Предполагалось, что им станет Георгий Иванович Попов, но Романов поехал в Москву к Суслову и вернулся в Ленинград первым секретарем.

Маленький, жестокий, высокомерный и заносчивый, он чуть было не стал после смерти Черненко Генеральным секретарем ЦК вместо Горбачева. Трудно представить, что стало бы с нашей страной в этом случае.

Когда Романов утром выезжал из своего дома на площади Революции в Смольный, все дороги, по которым следовала его машина и машины сопровождения, перекрывались. Люди подолгу не могли перейти улицу, опаздывали на работу.

Как многие политические деятели, он мечтал увековечить свое правление городом каким-нибудь грандиозным сооружением. И тогда возникла идея создания памятника Великой Октябрьской социалистической революции в Ленинграде. Для этой цели в Финском заливе неподалеку от берега должен был быть намыт остров, к которому бы вела роскошная эспланада.

Был объявлен конкурс. Победили архитектор Василий Петров и скульптор Анатолий Дема. Их проект представлял собой грандиозный многофигурный рельеф, расположенный на объеме, напоминающем два крыла, устремленных от центра в обе стороны. Этот рельеф должен был покоиться на высоком подиуме из высоких ступеней.

На мой взгляд, установка памятника на подобном месте была с самого начала неосуществимой. Будь у нас такая же ситуация, как в Нью-Йорке, где статуя Свободы, имеющая четкий силуэт, хорошо просматривается с противоположного берега, все было бы оправданным. А тут со стороны воды пассажиры редких судов, идущих вдали от берега по фарватеру, не смогли бы рассмотреть рельефы, несущие основную смысловую нагрузку, и непонятный силуэт памятника вызывал бы лишь недоумение. В то же время для тех, кто смотрел бы на памятник с суши, он казался бы гигантским, а рельефы с близкого расстояния были бы плохо различимы. Да и вообще непонятен был бы гигантский масштаб памятника.

В общем, неразрешимых проблем оказалось много, и бедные Петров и Дема долго мучились с этой композицией, которую никак не могли утвердить на всевозможных художественных советах и комиссиях.

Я уже не помню, как это произошло, но в это же время ко мне в мастерскую пришел архитектор Копыловский. Очень талантливый, немного заумный архитектор, полный всевозможных идей. Пожалуй, единственный значительный его проект, который он осуществил и над которым я работал вместе с ним и со скульпторами Козенюком и Ротановым, был памятник на Ивановских порогах, на линии обороны Ленинграда в Отечественной войне.