Таежная вечерня (сборник) - стр. 3
– А я в тайге живу, как в своей семье, – улыбался Соловей серо-голубыми глазами, – молодую пихточку встречу, и как сестра она мне, а на высокий кедр смотрю, как на дедушку, которого слушаться нужно…
– Тяжело, должно быть, одному столько лесу свалить? – лучики молодых глаз изобразили сочувствие.
Соловей ответил батюшке с готовностью и возникшим вдруг благостным рвением:
– Я ведь как притащил первую пару бревен на часовню, так и говорю себе, мол, сколько же еще-то придется мучиться?.. И вдруг такой ветер подул… сильный! Ураган! Деревья с корнем валило! А мою палатку даже не колыхнуло!..
Словно подтверждая его слова, ветви ближней пихты приподняло ветром. Но этот порыв был таким ласковым и заботливым, что гости с удовольствием подставляли ему разгоряченные лица.
Михей попробовал чай:
– Ничего не добавил?.. Не верю я Соловью!
– Каждый идет к вере своим путем, – молодой батюшка посмотрел на кривую маковку с крестом.
Этот взгляд не ускользнул от охотника:
– Но вы-то признали его часовню?..
Отец Антоний перекрестился на забинтованную главку, будто показывая, что место еще долго намаливать придется.
На смуглом носу охотника выступила испарина:
– Звериная эта часовня!.. Я когда подхожу, ружье поневоле снимаю!
– А чего ее бояться? – Соловей даже приподнялся, будто хотел закрыть собой часовенку.
– Я не про медведицу. Пусть путейцы от нее шарахаются!.. Место у тебя тут нехорошее!
По настроению Михея было видно, что он чувствует неприязнь к здешнему хозяину: не так живет, не так говорит и вообще все в нем – не так! Кому-то достаточно было расстаться с таким человеком, но охотнику, наоборот, зачем-то нужны были слухи о пьянстве Соловья, мухоморных оргиях и прочие небылицы.
– Разлом здесь какой-то! – постучал Михей пальцами по столу. – Нехорошее место!
Священники невольно оглянулись.
Листья кружили в густой тайге, скользили по черноволосой голове распятого и падали ему под ноги. Один листок зацепился хвостиком за ржавый гвоздь в деревянной ладони.
Соловей исподволь следил за гостями:
– Я, прежде чем здесь поселиться, – начал он мягким тоном, каким обычно успокаивают взволнованных людей, – ходил в округе по вымирающим деревням. Вот из одного дома выдернул два старых гвоздя.
– Живет еще кто-нибудь поблизости?
– Туристические избы да зарастающие дороги.
У Соловья была странная манера выражаться: то он старался быть понятным, то, наоборот, говорил туманно, с какой-то пророческой нервозностью, будто вдогонку ускользающей мысли:
– А умирающая дорога страшнее, чем брошенная деревня. Идешь, бывало, по ней и думаешь: может, она единственная, которая приведет… Вон там, за Иродовым логом, – Саня указал рукой вглубь распадка, – Крестовая дорога проходила, еще со времен Екатерины. По ней золото возили и, как водится, – грабили там же! Поэтому и дорогу так назвали, что вся в крестах была!
Соловей подливал гостям чай, выказывая расторопность, но при этом в его коренастой фигуре чувствовалась какая-то звериная лень:
– Кто, спрашиваете, поблизости живет?.. Так вот, верстах в пятидесяти Вадим-кожемяка живет. Крепкий мужик – коней табун, коровы, трактор есть, пруд сам выкопал! И три дома еще содержит: подправляет, чтобы деревней смотрелись! На праздники печки в них топит и лампы за окнами ставит. А сам сидит с женой и обсуждает: мол, у соседей пекут что-то такое, по дыму чую!..