Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви - стр. 65

– Если требовать от всех приходить в кабинет, – коротко объясняет он мне, – то дверь закрывать будет некогда. И откладывать даже до завтра большинство вопросов тоже нельзя.

– Вы когда-нибудь отдыхаете?

Он смотрит на меня с интересом, потом, с удовольствием хмыкнув, отвечает:

– А за каким занятием вы застали меня, явившись с предложением яда в мой коньяк?

Я снова слышу множество цифр, которые Престон между делом называет без малейшего напряжения памяти. Конечно, он может и называть их просто так, все равно проверять, во что обошлись те или иные съемки, не говоря уж о стоимости работы какого-то гримера или обувщика студии, я не стану, но мне почему-то кажется, что это не бравада. Престон в своей среде, он настоящий продюсер. Найти сценарий и исполнителей, все организовать, чтобы потом пожинать плоды своего труда, – для него и есть жизнь. Это когда отдых существует только в работе.

Я уважаю таких людей, хотя сам процесс съемок и их организация меня совершенно не интересуют.

Кстати, такая увлеченность работой – проблема. Люди, которые всерьез болеют за свое дело, не терпят рядом тех, кому это дело безразлично. А для меня съемки в «Пайнвуде» не главное дело жизни, не говоря уж о Болливуде. Как бы это не помешало в Индии.

И все же расстаемся мы через час довольные друг другом. Для меня важно, чтобы Престон в Мумбаи ввел меня в съемочную группу «Тадж-Махала», а ему импонирует, что я не полная бестолочь и вполне способна оценить его профессионализм.

В Индию меня не тянет ни в малейшей степени, никогда не интересовалась культурой Востока. Две недели – это целая вечность, да еще и во влажной жаре. К тому же растет ощущение, что меня попросту отодвигают в сторону от того самого расследования, в котором разрешила участвовать Элизабет Форсайт. Возможно, она пообещала сгоряча, а потом с моим возвращением возникли проблемы, которые не может решить даже она.

Как бы то ни было, отказываться я не могу. Если Элизабет Форсайт действительно хочет мне помочь, то, расследовав убийство индийского продюсера, я дам ей в руки хороший козырь. А если все было ради эффектной сцены, то этот же козырь выложу перед ней.

В общем, у меня нет другого выхода, кроме как лететь вместе с Чарлзом Престоном в Индию и найти там алмаз «Тадж-Махал» и заодно убийц Хамида Сатри. Ладно, справлюсь, и не с таким справлялась.

Остается еще одно – я не могу улететь, не побывав у Джона. За прошедшие месяцы я так и не решилась на это, но сейчас пора.

Мы с Эдвардом, не сговариваясь, избегали разговоров о Джоне, Ричардсон лишь коротко сообщил, что Линч похоронен на Рован-роуд, не уточнив, кто все организовал. Я подозревала, что он сам ради меня, была благодарна, хотя Джон предпочел бы быть погребенным в дорогой его сердцу Северной Ирландии. Но так сложилось, что наши с ним сердца не имели права выбора.

Попросив таксиста подождать, я отправляюсь в администрацию. Там подтверждают факт захоронения и называют координаты, лишь уточнив степень родства. Впрочем, их устраивает и короткое:

– Подруга детства.

Как все просто! От Джона осталась небольшая урна в нише стены рядом с другими такими же урнами. А еще воспоминания. Мои воспоминания, в которых Джон вопреки этой урне живой.

Я категорически запретила себе думать о том, КЕМ он был, вспоминая лишь то, КАКИМ. У Джона все по максимуму, жизнь сплошная игра, с ним было легко и очень трудно одновременно.